alsit25 | Entries tagged with фрост

Я вижу, как качаются березы,
На фоне темных и прямых деревьев,
И думаю – мальчишка раскачал их,
Но это не заставит их согнуться.
Сгибают ледяные бури. И должно быть
Вы сами видели под грузом льда их
После дождя. Они себя сжимают
Под ветром и при этом многоцветны,
Когда эмаль уже на них крошится.
Но сбросив оболочки хрусталя,
На снежный наст они лавиной сходят
Всей кучей битого стекла, как будто
Небесный купол рухнул и осколки
В орляк сметают, вянущий под грузом,
Но не ломаются они, хотя клонясь
Так сгорблены, что не стоять им прямо:
Стволы кривые их вы видели в лесу,
Годы спустя касается земли листва,
Словно у девушек на четвереньках,
Когда они на солнце их откинув сушат.
Сказал бы я, но Правда ворвалась
Банальная с тем штормом ледяным,
Что предпочел бы, чтоб сгибал их мальчик.
Когда он выходил загнать коров...
Далек от города, чтобы играть в бейсбол,
Играя только в то, что сам он отыскал
Зимой ли летом, и играя сам с собой.
Он подчинял отцовские деревья.
На них качаясь до тех пор, пока
От неподвижности их не избавил,
Пока ни одного там не осталось.
Которого он не склонил. И выучив сполна
Как не пускаться слишком рано
В путь и дерево сломав немедля
До основания. Он сохранял баланс
До веток верхних, осторожно
Как мы обычно наполненьем чашу,
До края самого и даже выше края.
Потом летел вперед ногами
По воздуху и падал он на землю.
И я любил качаться на берёзах.
И потому мечтаю к ним вернутся.
когда я устаю от размышлений,
И жизнь уже как лес непроходимый,
Когда лицо горит и в паутине
И глаз один остался, плача
С того, что ветка там по глазу угодила.
Я бы хотел покинуть Землю
Вернувшись сразу, все заново начав.
Пусть ни одна судьба не ошибется,
Желание исполнив, но не вполне,
И не вернет. Земля лишь для любви:
Не знаю, где быть может лучше.
Но я хотел бы на березу влезть
По черным веткам аж до небес
Пока верхушка не согнется долу
Чтоб снова оказался на земле я.
Как хорошо вот так, чтоб вверх и вниз.
Дела похуже есть березовых качелей.

Оригинал:

https://www.uspoetry.ru/poem/65

Он замер на ветру, и — это что
там в кленах, бледен, но не фантом?
Он там стоял, напоминая март,
И все ж готовый настоять на том.

Сказал я: «О, это Рай в цвету»,
И да, то было справедливо для цветов,
Когда бы каждый в марте воспринять
Такую роскошь был и впрямь готов.

Мы в странном мире постояли с миг,
Я, в чьи претензии не верю сам;
Кто правду высказал (и зашагали мы).
Бук юный, верный давешним листам.

Оригинал:

https://genius.com/Robert-frost-a-boundless-moment-annotated

Они его ей отправили. Пришло письмо
Говоря... и она могла им обладать. Но прежде
Надо было убедиться, что не скрыто зло
В официальным письме, он стоял перед глазами —
Живой. — Они вернули его ей живым —
Как еще? Они никогда не посылали мертвых—
Или обезображенных явно. Его лицо? —
Его руки? Пришлось посмотреть — спросить:
«Что это было, дорогой?» И она отдала все
И все еще у нее было — у них было — они счастливчики!
Разве она не рада теперь? Казалось все выиграно,
И все остальное для них легко допустимо.
Ей пришлось спросить: «Что это было, дорогой?»
«Хватит,
не значит хватит. Пуля насквозь,
Высоко в грудь. Ничего, кроме того, что хорошая забота
И лекарство, и отдых — и ты на неделю,
Могут вылечить меня, чтобы продолжить». То же самое
Мрачное деяние свершить снова для них обоих.
Она посмела лишь спросить его взглядом
Каково ему было на втором суде.
И взглядом он попросил ее не спрашивать.
Они вернули его ей, но не для того, чтобы оставить.

Оригинал:

https://www.poetryfoundation.org/poems/148657/not– to– keep

Риджли Торренсу
С последним взглядом на его «Геспериды»

Цветы убегают в вагонном окне,
Вспомнить не дав их названия мне.

Я поезд покинуть хочу позарез
Взглянуть – какие растут там у рельс.

Цветы без имен назвать я готов;
Но не кипрей горящих лесов,

Не колокольчик у входа в туннель,
И не люпин песчаных земель.

Что ж пронеслось в моей голове
То, что никто не найдет на земле?

Небо видения шлет лишь тому,
Кто не чрезмерно глядится во тьму.

Оригинал:

https://allpoetry.com/poem/14326575-A-Passing-Glimpse-by-Robert-Frost

Кто говорит, что нам конец в огне,
А кто – во льду.
Желаний вкус известен мне,
Я с теми, кто сказал – в огне.
Но если дважды смерть нас ждет,
То во вражде я знаю толк и, что ж,
Скажу – для разрушенья лед
Вполне хорош
И он сойдет.

Оригинал:

https://www.poetryfoundation.org/poems/44263/fire-and-ice

Певец, его мы все слыхали где-то
Шумливый дрозд и в середине лета,
Стволы звучать заставит и цвести.
Сказав, что листья постарели и цветам
К весне то лето – единица к десяти.
Сказав, что облетание сродни
Цветенью вишни под дождем и там
Где пасмурно и в солнечные дни;
Мы с ним паденье осенью зовем,
Сказав, что пыль шоссе лежит на всем.
Исчезнет птица, но другие прянут ввысь,
Что знает он, не в песнях петь дано.
Но вот вопрос, без слов как обойтись,
Чтобы понять, что преуменьшено.

*
*Oven Bird, oven-bird или ovenbird (Seiurus aurocapillus)
— североамериканская певчая птица величиной с воробья.
Дословно: "печник-птица", — это название связано с тем, что гнёзда она строит на земле из глины, со сводчатой крышей. По русской классификации — птица из семейства дроздовых»

«Когда я ушел далеко сколько мог
Отсюда из суеты,
Там был час,
Покой.
Наклонившись к цветку в тот раз,
Я слышал твой голосок.
Не говори, что не слышал, ибо сказала ты —
С цветка на подоконнике, голос был твой —
Помнишь, что ты сказала, я слышал едва?»

«Но скажи, что за мысль свою слыхал ты тогда.»

«Найдя цветок и прогнав пчелу, не ей цветы,
Склонился над ним без труда,
Его за стебель держа впрок,
Я слушал, и думал, что уловил слова …
Моим назвала меня именем или то был глагол?
Или сказала ты...
Кто-то сказал: «Приди» — кто сказал из двух?»

«Может быть, я так думала, но не вслух».

«Я и пришел».

https://poets.org/poem/telephone-0

Свет фонаря из глубины амбара
Их освещал, стоящих у дверей,
Качая тени их на стенах дома
Неподалеку и без света в затворенных окнах.
Подкова лошади однажды била здесь запавший пол,
Они стояли за двуколкой и чуть обок
И двигаясь чуть-чуть. Он ухватился за колесо,
Она же крикнула визгливо, – Тпру, да стой же!
Я это видела и так же ясно, как белую тарелку, –
Она сказала, когда луч света пробежался по крылу машины
В кустах, растущих у дороги, – его лицо.
И ты его наверняка увидел.

– Нет, я не видел.
А ты уверена…

– Да, я уверена вполне!

– …что то было лицо?

Джоэль, пожалуй, я взгляну, Но не могу войти,
Я не могу, пусть будет все, как будет.
И запертые двери, и опущенные шторы, пожалуй, не изменят ничего.
Всегда мне странно возвращаться в дом,
Когда нас дома не бывает долго,
И громко ключ гремит, нас в дом пуская,
Как будто он предупреждает нечто уйти то ль в эту дверь,
В которую хотим войти или в другую.
А если я права, и нечто там все время…
Да не держи меня!

– Я говорю, прошел там кто-то мимо.

– Ты говоришь, как будто здесь проезжая дорога.
Наверно ты забыл, где мы живем. Что если там за ней
То, что приходит и уходит не спросясь
Так поздно ночью. И причем пешком.
Зачем он там стоит, не двигаясь, в кустах?

– Еще не очень поздно – только темно.
Но в том, что говоришь, не все что ты сказала.
Он выглядит как тот…?

– Он выглядит, как никакой другой.
И ночью мне покоя не видать, пока я не узнаю.
Дай мне фонарь.

– Фонарь тебе не нужен.

Она сама взяла фонарь, пройдя мимо него.

– Ты не пойдешь, она сказала. – Здесь я должна сама.
И если время встать лицом к лицу, то это мне
Все сделать правильно. Он не посмеет…
Слушай! Он по камням идет. Ты слушай, слушай это!
Он к нам идет, Джоэль, войди, но сам… прошу я.
Внемли! – Уже его не слышу. Но прошу, иди сам.

– Во-первых, принудить меня не можешь поверить, что…
– Ну да, или кого другого послал он наблюдать.
И вот теперь пора с ним разобраться,
Когда мы знаем точно, где он есть.
Позволь ему спастись и будет он повсюду
Вкруг нас, подсматривая из деревьев, из кустов
Пока из дома я не выйду.
И я того не вынесу, Джоэль, пусти меня.

– Но это нонсенс думать, что его хоть что заботит.

– Ты полагаешь, что не понимаешь его забот.
О, но, видишь ли, ему ведь мало…
Джоэль, Не буду… я не буду. Я обещаю.
Тебе не должно плохо думать. Но ведь невозможно.
– Тогда-то буду я, раз кто-то должен!
Но с этим светом ему ты позволяешь видеть нас.
Что нам, стоящим здесь, он сможет сделать!
И если нас увидеть, все за чем пришел он, то почему
Увидев все, что он хотел увидеть, зачем ушел.

Казалось, он забыл, что следует стоять,
И с ней пошел через лужайку.

– Чего ты хочешь? – она вскричала темноте.
Она вся вытянулась чтобы не глядеть на свет
В руках своих горящий возле юбки.

– Но никого там нет, ты ошибаешься, – сказал он.

Нет, есть…
Чего ты хочешь? – закричала, и потом сама,
Когда пришел ответ, смертельно испугалась.

– Да ничего. – Ответ пришел с дороги.

Она, ища поддержки, руку к мужу протянула.
Поскольку запах паленой шерсти вызвал головокруженье.

– Что ночью делаешь ты рядом с нашим домом?

– Да ничего. – И пауза. Казалось нечего ему сказать.

И снова голос. – Вы, кажется, испуганы совсем.
Я видел, как вы обтирали лошадь.
Позвольте мне пойти на свет
И вас увидеть.

– Да, подходи… Джоэль, вернись.

Она стояла на своем, шаги заслышав,
Что слышались в се ближе, но тело чуть дрожало.

– Ты видишь – голос произнес.

– О. – Она глядела и глядела.

– Но ты не видишь ... Держу я за руку дитя.

– Что делает дитя здесь, и в такую пору, ночью…?

– Гуляет. У каждого ребенка должна быть память
Хотя бы об одной прогулке после сна.
Что там, сынок?

– Тогда, я думаю, что лучше бы найти
Тебе кого-то для прогулок…

– Но так случилось, что по шоссе…
И ночь мы проведем у Динов.

– Но если это все…Джоэль – ты представляешь это…
Или совсем не хочешь думать. Ты понимаешь?
Ты понимаешь, что мы должны остерегаться.
Ведь это место очень, очень малолюдно.
Джоэль! – Она произнесла слова, как будто обернуться не могла.
Свет фонаря склонился, удлиняясь, к ее ногам.
И что-то его коснулось, потрясло, загромыхав, исчезло.

Оригинал:

https://poets.org/poem/fear– 0

Всегда – я говорю, что искони –
Всегда учились этому они,
Издалека в ночи придя домой,
Где свет погашен и камин забит золой,
Дверьми стучать или ключом
Предупредить, дать шанс покинуть дом,
Чтоб это ни было, и ждать хоть до зари,
Предпочитая быть снаружи, не внутри;
Учились дверь не сразу открывать,
Пока все лампы не зажгут опять.

Оригинал:

https://www.pinterest.com/pin/343188434084703791/

Фрeдди, а север где?
«Где север? Север здесь, любимая моя.
Ручей течет на запад.»
«Тогда и назови его Текущий к западу ручей»
(Текущий к западу ручей, его так называют испокон)
«А что он думает, когда течет на запад,
Когда все наши деревенские ручьи текут к востоку,
Чтобы дотечь до океана? Наверно этот
Уверен так в себе, что им противоречит,
Как я тебе могу – и ты ведь можешь мне –
Все потому что мы – мы – но я не знаю кто мы.
Так кто мы?»
«Мы молодые или внове?»
«Должны ж мы кем-то быть.
Мы говорили двое нас. Давай на трое поменяем.
Как ты и я, мы оба в браке
И оба брак мы заключим с ручьем. И мы построим
Мосток через него, и этот будет мост
Нашей рукой над ним раскинутой, когда он спит, ручей.
Смотри, смотри, он машет нам волной,
Чтоб дать нам знать, что он меня услышал.
«Но почему, любимая моя,
Волна та в стороне от берега стоит…»
(Черный поток, застигнутый на утонувшем камне,
Назад отброшен сам собой в белой волне,
И белая вода всегда на черной катит,
И не достигнув ничего, и ничего не потеряв, как птица,
Чьи перья белые после борьбы и грудки чьи
Пестрят в черном потоке и пятнают и пятнают водоем
Отметки ниже, где в конце концов рябь возникает
На белой кромке у ольхи прибрежной.)
Волна та в стороне от берега стоит
С тех пор, как воды, хотел сказать я,
Сотворены на небесах, Она не нам махала.»
«Да, не махала, но махала. И если не тебе,
Она махала мне – как возвещение.»
«О, если отослать ее в ваш женский мир,
Подобный краю Амазонок,
То мы, мужчины, вас сопроводим к его пределам,
Оставим там, и запретив себе входить…
То твой ручей! Мне больше нечего сказать.»
«Нет, есть чего, и мне. Но продолжай. О чем ты думал?»
«Но, об обратном говоря, взгляни, ручей
В тех волнах белых течет обратно.
И мы ведь из того, что в той воде, мы были
Давным-давно и раньше, чем любая тварь.
Мы здесь, и в нетерпении шагая
Чтобы вернуться нам к началу всех начал,
К потоку из всего, что все уносит прочь.
Вот говорят, что наше бытие Пьеро подобно
И Пируэту, всегда в одном и том же месте,
Стоит спокойно, но танцуя, но и то не вечно,
Оно всерьез, печалясь, вытекает.
Чтобы заполнить пропасти лакуну пустотой.
И возле нас течет в воде ручья,
Но и над нами. Оно течет меж нас
Чтоб разделить, когда мы паникуем,
Оно течет меж нас, над нами, с нами.
И это время, сила, тон, свет, жизнь, любовь –
Реальность даже, исчезая нереально;
Поток универсальный смерти
И истощенный у небытия, но и не встретив сопротивленья,
Кроме того, что в нем сопротивлялось,
Не просто отклоняя, а отшвырнув назад,
Как будто сожаленье было в нем и был священ он.
И в нем самом есть тот бросок назад.
Так что всегда паденье большей части,
Суть небольшой подъем, чуть выше поднимая.
Жизнь наша истекает вниз, когда над временем смеемся.
Заходит солнце, посмеявшись над ручьем.
А нечто здесь высмеивает солнце.
И то движение назад к истокам,
Против течения, в котором нас мы видим,
То дань потока тем истокам.
Из них мы вышли по своей природе.
По большей части мы.»
«Сегодня будет день
Ты так сказал.»
«Нет, я сказал – сегодня будет день.
А ты сказала, что ручей зовется Текущий к западу ручей.»
«Сегодня будет день, о том сказали оба.»

Оригинал:

https://genius.com/Robert-frost-west-running-brook-annotated

В журнале «Интерпоэзия , https://magazines.gorky.media/interpoezia/2020/4/sladkaya-bol.html появилось некое новое прочтение гениального американского поэта Р. Фроста. И можно было бы не обратить на это внимание, мало ли что публикуют в этом провинциальном журнальчике на обочине литературы под редакцией А. Грицмана, если бы автором удивительной интерпретации не оказался очень неплохой поэт Санджар Янышев, которому лучше бы не браться за переложения поэта, природа творчества, которого ему непостижима совершенно. Там же приложены поэтические рассуждения поэта, объясняющие, почему и как эти две параллельные никогда не пересекутся ни в геометрии Эвклида, ни в какой иной геометрии и почему русские поэты, читающие Фроста в упор его не видят.
«Об этом я думал, читая в десятый или в сотый раз THE ROAD NOT TAKEN («…А дальше дорога развилку дала»). Стихотворение, в котором история о двух лесных тропках явилась мне метафорой с двумя прямыми. И финал «…and that has made all the difference», который я перевел «…а разница — набежала с годами», получился именно об этом: кажущиеся параллельными… в конце… друг друга не видят. Вот так и получается, что, даже переводя стихи давно ушедшего поэта, мы говорим о своем. Изнутри своего мира, своего времени. Перевод — лучший способ прочитать стихотворение: со-бытие через присвоение».
Тем не менее, переводя стихи чужие, следует говорить не о своем, как делали Пастернак и Маршак и сотни других «присвоителей», а о том, что сказал сам поэт, автор оригинала. Но и иное присвоение, еще просто воровство, караемое уголовным кодексом литературы. Ибо ни в коем случае нельзя переводить « и в этой незначительной разнице все дело» , как «…а разница — набежала с годами», в первом случае речь идет о том, что между добром и злом если разница и есть, то она минимальна, но именно благодаря этой ничтожной малости мир еще существует, а во втором случае переводчик сообщает глупому читателю журнала «Интерпоэзия», что к старости начинаешь различать разницу между дорогами, что суть поэтическая банальность с Фростом не совместимая, как гений и злодейство.
См здесь: https://alsit25.livejournal.com/11240.html
Если опять не прибегать к высказываниям И. Бродского о поэзии Фроста, русскому уму непостижной, то можно добавить к ним то, что суть поэзии Фроста в недосказанном, в подтексте, и который, тем не менее, читается вполне легко и однозначно. Причем, сам Фрост прибегает к минимальным средствам, для того чтобы читатель понял его замысел.
Янышев упоминает рецензию на его безобразия ««Любовь к Фросту должна быть свободной, иначе нельзя»,— пишет мне подруга, американская славистка Наоми Каффи, счастливо обозвавшая мои фрострации «парафростом».
Да, это точное определение, если вспомнить новояз - «параолимпийские игры» спорт для инвалидов пера, и далее он вполне поэтично описывает свои ассоциации при прочтении «Остановки зимнем вечером в лесу», после чего сразу понятно, что так и переводить будет, навязывая американскому фермеру русскую систему поэтического земледелия выжженной земли на авось. Ибо свобода дело хорошее, но свобода без предела, это тот же русский беспредел. А в случае переводов Янышева из Фроста вообще отдает насилием в самых извращенных формах. См здесь: https://alsit25.livejournal.com/465119.html
Ну вот, например. Это уже пишет зэк повторник с татуировкой на пальцах и отписав маме, что не забуду ее.
ПТАШКА

Летела бы, что ли, куда-нибудь, чем
Всю ночь верещать под окном ни о чем.

Ну, я шуганул ее, чтоб не пела,
Одним хлопком (веришь, накипело!);

А после подумал: чего это я? –
Будто под хвост угодила шлея…

И в целом: как-то неправильно вот
Так затыкать чьей-то песне рот.

Лексика для Фроста более чем удивительная, но именно таким кажется огороднику Янышеву американский фермер. Неправильно это вот! Написал бы - нах птичка, и весь Фрост…

Но вот другое удивительное стихотворение Фроста –


I’M going out to clean the pasture spring;
I’ll only stop to rake the leaves away
(And wait to watch the water clear, I may):
I sha’n’t be gone long.—You come too.

I’m going out to fetch the little calf	5
That’s standing by the mother. It’s so young,
It totters when she licks it with her tongue.
I sha’n’t be gone long.—You come too.

Я выхожу, чтоб очистить родник на пастбище,
И остановлюсь у него только для того, чтобы сгрести листья.
(И может постою там, смотря, как вода становится чистой)
Я ненадолго – Ты иди со мной тоже.

Я выхожу, чтоб привести теленка,
Который стоит около матери. Он так молод,
Он дрожит, когда она лижет его,
Я ненадолго – Ты иди со мной тоже.

Проще некуда, однако сказано много. Если читать эти стихи в контексте метафизическом. Вспоминая одну из дорог в стихотворении «Две дороги». Или высказывание Маленького Принца о том, что на планете необходимо выпалывать сорняки постоянно. Это метафора фермерская, так сказать, но иной сельскохозяйственной культуры. И, конечно, в скобках Фрост опять отсылает к двум дорогам, ибо, может, и не будет он глядеть на чистую воду, а сразу пойдет или за теленком, или к человеку, которого он зовет принять участие в обыденности. Осталось выяснить какова природа дрожи теленка в виду появления переводчиков вроде Янышева, возможно, это страх гибели на пастбище где родники загажены листьями дурной поэзии. Ибо вот что нам предлагает крестьянин Янышев:

ПАСТБИЩЕ

Я лишь слегка почищу наш родник:
Листву пограблю; только постою,
Как чист – понаблюдаю на краю.
Я скоро. Тоже приходи.

Ясное дело, что особенно он трудиться не собирается, уберет пару листиков и побежит переводить Фроста после грабежа листвы. А если вспомнить, что вода еще и отражает поэта, то здесь поэт любуется своей чистотой в недоделанной работе очищения вод, где над ними витают уродливые Слова.

Я за теленком только – и назад.
Он там стоит под мамкой, и одно,
Кажись, дыханье валит его с ног…
Я скоро. Тоже приходи.

Кажись, тут под мамкой сказано слишком сильно, если, конечно, не сам поэт дышит суховеем поэзии, пахнущей дурно.

Он видел ее с нижней ступеньки,
А она его не замечала.
Глядя в непонятном страхе,
Она ступила с оглядкой и вернулась,
Чтобы опять взглянуть. Он спросил
Подойдя ближе: «Что ты там видишь
Сверху всегда? - ибо мне надо знать».
Она обернулась и вжалась в платье,
Ужас на лице сменился скукой.
Он переспросил «Что ты там видишь?»,
Напирая, пока она не съежилась.
«Я же узнаю – ты должна, милая».
Она, не шевелясь, отказала ему.
Молча, она позволила взглянуть,
Зная, что он ничего не увидит,
Слепец; и он долго не видел.
Но вдруг прошептал, «О», и снова, «О».

«Что …там?», спросила она.
                    «То, что вижу».
«Не видишь», оспорила она. «Что?»

«Понятно, что не увидел сразу.
Никогда не замечал отсюда.
Надо привыкнуть – вот в чем дело.
Этот погост, где все наши лежат!
Так мал, что вмещается в окошко.
Не больше нашей спальни, не так ли?
Три камня из сланца и мраморный.
Плечистые плиты под солнцем
На склоне. Мы не вспоминали эти.
Понятно – это не камни, но насыпь
Над ребенком…»
                    «Нет, нет», вскричала она.
И, сжавшись, проскользнула под рукой
Его на перилах, поспешила вниз.
Потом взглянула угрожающе, он
Спросил дважды, приходя в себя:
«Нельзя говорить о потере ребенка?

«Не тебе! Где шляпа? О, не надо!
Мне надо выйти. Подышать воздухом.
Не знаю, наверно никто не может.
«Эми! Стой, гулять сейчас не время.
Послушай, я не буду спускаться».
Сев, он упер подбородок в кулаки..
«Я хочу спросить тебя о чем-то».

«Ты не умеешь спрашивать».
                                      «Помоги».
Вместо ответа она тронула щеколду.

«Мои слова часто оскорбляют.
Уже не знаю, как мне говорить,
Чтоб ты не обиделась. Но я научусь,
Получится, может. Не знаю – как.
Мужчине надо же уметь хоть чуть
Не быть мужчиной с вами, дамы.
Давай я буду держать себя в руках,
О чем бы ты не заговорила.
Хотя мне не по душе разлад любящих,
Двое без любви без того не обходятся,
Но двое в любви с ним не уживаются.
Она чуть двинула щеколду. «Не… уходи.
Не выноси это в такое время.
Мне скажи, если это от мира сего.
Впусти меня в свое горе. Я не похож
На тех, кто, видя, как ты стоишь здесь,
Одна, не поймут тебя. Дай мне шанс.
Думаю, что ты уже чуть отошла.
Но почему ты решила, что в этой
Утрате матерью первого ребенка,
Не найдешь поддержки – в любви.
Ты поймешь, что памяти о нем хватит…».

«Опять глумишься!»
                         «Да нет же, нет же!
Ты злишь меня. Я спущусь к тебе.
Боже, что за женщина! Уже нельзя
Вспомнить свое умершее дитя».

«Ты не можешь, не умея вспоминать.
Что ты чувствовать, когда копал
Сам - как ты можешь? – его могилку.
Я глядела из этого самого окна,
Как лопата там взлетала в воздухе,
Просто так, просто так, и облегченно
Падала на холмик у той ямы.
Думала - Кто он? Не узнала тебя.
Я сползала по лестнице и назад,
Глянуть, а лопата еще летала.

И ты вошел. Я услышала голос
В кухне, громкий, и не знаю зачем,
Но пошла увидеть своими глазами,
Ты мог сидеть там в обуви с грязью
Из могилы твоего же дитяти
И говорить о чем-то обыденном.
Ты поставил лопату у стены
Около входа, и я видела ее».

«Я помру от смеха, если так помирают.
Я проклят, Боже, хоть не верю в проклятия».

«Я могу повторить каждое твое слово:
«Три туманных утра и дождливый день
Сгноят и прочный березовый забор».
Подумай, в такое время, такие слова!
Какая связь между гниением дерева
С тем, что случилось в темной гостиной?
Тебе нет дела! Лучшие друзья
Сопроводят к смерти, такой ранней,
Но могут и не прийти вообще.
Нет, когда заболеваешь смертельно,
Ты один, и умираешь совсем одиноким.
Друзья притворятся, что с тобой до могилы,
Но как ты - там, они уже думают о другом,
И скорее бегут к прежней жизни
И живым, к тому, что понятно им.
А мир – это зло. Я бы так не страдала
Если б могла изменить его. Но не могу!»

«Ну вот, высказалась, и тебе получше.
Ты никуда не пойдешь. Закрой дверь.
Любовь из нее вышла. Пусть будет так.
Эми! Кто-то едет по дороге!

«Ты…о, и на этом все? Я должна
Хоть куда из дома. Как ты смеешь…»

«Если…ты…уйдешь». Она распахнула дверь.
Куда тебя несет? Сначала скажи, куда.
Я пойду за тобой, и верну силой. Верну…»

Оригинал:

https://www.poetryfoundation.org/poems/53086/home-burial

Приложение: Из лекции И. Бродского о Р. Фросте, где он рассуждает об этом стишке.

https://brodskiy.su/proza/skorb-i-razum/2/

Старого снега клочок в углу,
Догадался бы всяк другой,
Что газета ветром унесена,
  Найдя под дождем покой.

‎ Испещрён он грязью, как если бы,
      Петит по нему гулял -
Новости дня, их забыл я давно,
    Если вообще их читал.

Оригинал :

https://poets.org/poem/patch-old-snow

Меня высмеивают, видя на коленях у сруба
Колодца, спиной к свету, винят в том,
Что вижу не дальше уровня воды
Возвращающей мне с поверхности
Образ меня в небесах богоподобного
Выглянувшего из венца папоротника.
Раз, когда я тянул цепь через сруб
Я распознал, как и думал, за образом,
Через образ, нечто белое, смутное,
Нечто большее, чем глубь – и упустил образ.
Вода упрекнула слишком чистую воду.
Одна капля упала с папоротника, и, глянь,
Рябь возмутила что бы там ни было на дне,
Замутила, разрушив. Что за белизна там была?
Истина? Камешек? Раз и навсегда, нечто.

Оригинал:

https://www.poetryfoundation.org/poems/44264/for-once-then-something

Захлопни окна, успокой поля –
Деревья, что ж, пусть молча гнут листву.
И птице днесь не петь, а если петь,
Я то переживу.

Не скоро снова разрастется топь,
Не скоро птица прянет до зари -
Захлопни окна, ветру не внимай,
Что ветр взболтал - смотри.

Оригинал:

https://www.bartleby.com/117/28.html

Р. Фрост Войди.

Когда к опушке я подошел,
Песня дрозда – внемли!
И если сумрак снаружи был
Мрак уже был вдали.

Для птицы летать слишком темно
С проворством ее крыл
Лучше бы на ночь ветку сыскать,
Но петь ведь хватает сил.

Умер последний солнца свет
На западе, как всегда,
Но жил он для песни еще одной
В этой груди дрозда.

Колонны мрак подпирали вдали
И дрозд пел на лету –
Словно звал кого - то войти
В стенания и темноту.

Но нет, я вышел лишь ради звезд
И во тьму не могу войти.
Даже если бы кто позвал.
Но не был я зван, поди.

Оригинал:

https://www.poemhunter.com/poem/come-in/

Т. Гарди Дрозд в сумерках

Глядел я, стоя у плетня,
Как хлад грядущей тьмы,
Затмить пытался око дня
Опивками зимы.
И, словно струны ветхих лир,
Стегали стебли твердь,
И мне казалось, что весь мир
Не мог себя согреть.

И свод небес - могильный сруб,
Ветр – плач за упокой.
Казалось, века стылый труп,
Лежит передо мной,
И древний пульс едва в нем тлел -
Зачатий и начал -
И будто каждый на земле,
Как я, бездушным стал.

Вдруг, сверху, там, где висла мгла,
Где нет ни гнезд, ни птиц,
Раздался гимн – и то была
Песнь счастья без границ.
Там старый дрозд, костляв и мал,
С взъерошенным крылом,
Отважный дух свой воспевал
В растущем мраке том.

Ничтожный повод, право, днесь
Для помыслов благих,
Начертан был вдали и здесь
На всех вещах земных,
И чтоб Надежды некий знак
Подать, наметив срок,
Который дрозд знал, вперив зрак,
Мне ж было невдомек.

Оригинал:

http://www.bbc.co.uk/poetryseason/poems/the_darkling_thrush.shtml

Был нашим этот край, не краем мы.
Наш этот край был больше сотни лет
Пред тем, как мы его людьми. Был наш
В Вирджинии и Массачусетсе,
Но Англией колониальной был,
Владевшей тем, чем не владели мы,
Владело нами то, чем не владеем.
Нас ослабляло то, что мы таили,
Пока мы не нашли, что это сами мы
Таимся от страны, где мы живем,
И в сдаче тотчас же нашли спасенье,
Как будто мы сдавались, обретя
(Дары деяний суть деяния войны)
На западе неразличимый край,
И неописанный еще, и безыскусный,
Каким он был, каким он станет вновь.

Оригинал:

https://www.poetryfoundation.org/poems/53013/the-gift-outright

Снаружи все темнело для него
Сквозь слабый иней разделенных звезд,
Что в комнатах пустых на окнах выпал,
И лампа в прошлое глядеть мешала
Его глазам, дрожа у самых глаз.
Мешала вспомнить, что его сюда,
К скрипучей комнате вел возраст.
И он, растерянный, стоял - вокруг
Одни бочонки, сам пугал он погреб,
Топчась там, снoва испугал, когда
Он вышел – ночь пугать снаружи.
Со всеми звуками ее, словно знакомый
Деревьев рев и сучьев треск обычный,
Но и не так, как комья в крышку гроба.
Он сам был светом, больше никому
Там, где сидел, тревожась тем, что знал –
Спокойный свет, потом и того меньше.
Луне он верил, той, какой она была,
Так поздно вставшей, той луне ущербной
И, в случае любом, получше солнца,
Чтоб снега груз еще сдержать на крыше
И все сосульки на стене хранить.
И спал. Бревно в печи пошевелилось
Его встревожив, встревожился и он
И задышал спокойно, не проснувшись.
Старик – один – не может содержать
Дом, ферму и деревни, если ж может,
То так, как он всей этой зимней ночью.

Оригинал:
http://www.bartleby.com/119/3.html

Здесь явно что-то, что не любит стен,
И шлет к их основаниям водянку,
И к солнцу мечет валуны карниза,
И щели бьет, в две банки шириной.
Охотники совсем другое дело –
Я после них чиню обычно стены
Там, где на камне камня не осталось.
Но кролика они из норки выгоняли
На радость псам скулящим. Я про щели,
Никто не видел, кто их сотворил.
К весеннему ремонту их находим,
И я соседу за холмом так и сказал,
И мы сошлись однажды на аллее,
Мы шли и между нас стена стояла.
От камня каждого упавшего до камня.
От кочанов до близко павших ядер,
И заговор твердили, чтоб стояла:
«Стой, там, где есть, пока не повернемся»!
И на руках натерли мы мозоли,
Ее держа. Ну, словно игра на улице,
По одному в команде. Но и боле –
К тому, где стен совсем не нужно,
Пусть он весь ель, и яблоня пусть я
И яблоки мои не перейдут границы
Чтоб шишки съесть, - я говорю, а он:
«Добрый забор залог добрососедства».
Весна есть зло во мне. Я размышляю,
Ну как ему в башку еще втемяшить?
- Зачем добрососедство нам вообще?
Не там ли, где коровы, но их нет здесь.
И прежде, чем я стену возведу,
Спрошу - что обношу я или рушу,
Кого я вроде оскорбить хочу?
То что-то, что не любит стены,
Желая их снести? Могу сказать, что Эльфы,
Но это ведь не эльфы, и скорее
Он сам себе так говорит. Я вижу,
Как камни он несет обеими руками,
Как варвары, вооружившись камнем,
Мне кажется, он движется во мраке,
И не по лесу, а в тени деревьев.
И дальше не зайдет отца присловья,
И думать любит он о том, он говорит:
«Добрый забор залог добрососедства».

Оригинал: https://www.poetryfoundation.org/poems/44266/mending-wall

В продолжение разговора о том, что большие поэты обычно плохо переводят других великих, впадая в соблазн замазать белилами оригинальный холст и написать поверх нечто свое по чуть различимым контурам, можно привести свежую попытку укротить неукротимого в переводе Роберта Фроста, а именно, вот это стихотворение:
A Winter Eden

A winter garden in an alder swamp,
Where conies now come out to sun and romp,
As near a paradise as it can be
And not melt snow or start a dormant tree.

It lifts existence on a plane of snow
One level higher than the earth below,
One level nearer heaven overhead,
And last year's berries shining scarlet red.

It lifts a gaunt luxuriating beast
Where he can stretch and hold his highest feat
On some wild apple tree's young tender bark,
What well may prove the year's high girdle mark.

So near to paradise all pairing ends:
Here loveless birds now flock as winter friends,
Content with bud-inspecting. They presume
To say which buds are leaf and which are bloom.

A feather-hammer gives a double knock.
This Eden day is done at two o'clock.
An hour of winter day might seem too short
To make it worth life's while to wake and sport.

Участвуют два поэта, один с талантом, что называется от Бога, и другой, скорее от мелкого беса. Первый А. Куликов - один из лучших современных поэтов, и, не дожидаясь решения времени, скажем прямо - гениальный (как ни опошлено это слово) в лучших своих стихотворениях, а второй - Ю. Лифшиц, поэт ровно никакой, но и переводчик бездарный.
В любом случае, это хороший повод прочесть и самого Фроста.

Зимний Эдем

Зимний сад в болоте ольхи,
Где кролики выходят на солнце и дерутся ,
Настолько это близко к раю, насколько возможно,
И не растопив снег или породив спящее ( нереализованное) дерево.

Уже само название «Эдем» определяет ассоциации Фроста – Райский Сад, дерево Познания, Змей соблазнитель, и вся возможная флора и фауна их окружающая в своей невинности. И, конечно, нагие Адам и Ева, что возможно только летом, пока не наступает «Зима тревоги нашей». Ибо в этом саду Фроста дерева еще нет, и мир лежит в первобытном хаосе, в болоте. Это крайне негативный взгляд на историю познания греха, хотя сад сам по себе уже предполагает вмешательство человека разумного. Но чем занимаются плодовитые и не отведавшие Плода кролики в этом раю? To romp –можно перевести, как - «резвятся», но в американском варианте языка – это дерутся.
Обратим внимание на то, что в первой строке глагола или деепричастия нет , полная статика, смерть.
Как же начинает Куликов?
( Read more... )