Томас Венцлова Отступление с плацдарма

1

Лиман касается горизонта. В ивах торчат гнезда.
Белые цапли улетели, даже исчезли.
Парусов тоже не видно уже с начала марта.
Пристани прозрачны. Корка сгнившего арбуза
впитала бесцветную приливную соль.
Греческое название участка карты, между дельтой и степью.
Над плотиной висит вода пруда,

Он бы смыл эту низину в мгновение ока - скорее всего, не смоет.
Усталый флот притаился в гавани. Кварталы кончаются у обрывов.
Пустые города, которые нельзя было взять.
Ветерок сдувает угар с неба, как пыль со старой картины.

Под ногами овраги, мокрые островки, камыши.
Равнина, интересно, только то, что
ракеты могут добраться до нее без труда.
Флаг спускается с ратуши. Воздух разрывают выстрелы
врастая в бронхи. Две женщины приседают и спешат,
минуя эстакаду с останками состава. Что ж, осеннее
равноденствие мы минули. До солнцестояния все
все должно выясниться.


2

Мой дедушка жил в этом городе более ста лет тому. Учитель средней школы, приехавший сюда, потому что законы империи не позволяли ему работать на родине. У него было трое детей, включая мою маму, маленькую девочку. Однажды я побывал на улицах этого города, увидел потрескавшийся асфальт, обнажавший камни старой мостовой - скорее всего по ним ходил дед, спеша в школу, где показывал подросткам бюст Геродота и объяснял смысл слов логос и эйдос. После школы он спешил заглянуть в шахматный клуб, где его ждали знакомые белые и красные ладьи и пешки. Он вернулся на родину, а его ученики разбежались по всему свету. Стамбул, Белград, Париж. Фактически проиграли обе стороны. Некоторые из них погрузились в ближайшую бухту, к их ногам были привязаны камни. Их тела долго качало подводным течением. Камни собирали и привязывали их одноклассники, иногда с соседней парты. Те, кто остался, два десятилетия спустя снова стреляли друг в друга. Такое происходит в этих широтах на протяжении столетий, и мы не знаем, когда выберемся из них.


3

Ни взрывов, ни воздушной тревоги. Недалеко виден снова
разрешенный запоздавший автомобиль. В канаве возле покрышки
разбитая гусеница танка, ноябрьские листья, драный мундир.
Сам центр, вероятно, заминирован. Но скажите, кто слушает приказы в такой день? В окне виден
заводской скелет. На приводном ремне
дельта ног неизвестной женщины,
сперма и пот. Человек думает
о безнадежно проигранной войне,
смерть, как мотылек трется о веки.
Видит ли это Господь? Может быть, Его взгляд тоже разлагается,
как отступающие взгляды, этот бессмысленный его шепот,
когда синтаксис ломается, словарный запас сокращается с каждым днем,
и речь родная в детстве превращается в речь врага. Окончательно
перестаешь ее понимать. Так расстаются нации.
Точка равновесия. Одни ушли, другие задержались у ворот,
но город будет взят. Зло и добро
не поменялись местами. Напрягая слух, можно слышать,
как земная ось вращается над облаками и небом -
медленно и неумолимо.