ОЧЕРКИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ Т.2 ГЛ.16 Шекспир после модерна

[alsit25]

или новая версия сонетов в переводе А. Штыпеля

Количество восторженных откликов на новое прочтение Вильяма нашего Шекспира, судя по самопиару переводчика Штыпеля, множится с каждым днем, по крайней мере, в его ленте в Фейсбуке. И, возможно, он уже явный претендент на Государственную Премию возрожденной России, за счет опущенного на колени Великого Барда, как некогда случилось со сладкоголосым Маршаком. Вот удивительная аннотация к изданию:

«Новое прочтение великих Сонетов. Аркадий Штыпель постарался более точно передать строй мысли Шекспира. Он воспользовался ритмом и палитрой образов и сравнений подлинника. Текст стал значительно ближе к оригиналу. Читатель может убедиться в этом, сравнив переводы с английским оригиналом, - в книге дан параллельный английский текст».

Как понять это – воспользовался ритмом?

Первым из откликов оказался крик некоего А. Немзера:

https://postnonfiction.org/descriptions/schtpl/?fbclid=IwAR3IYpLnb6fw8b90M3SvTQTw8XGjVav6yrM7gJkegch8eJ1ARQiIjI-InUY  

а вот его визитная карточка:

На рубеже 1980—90-х гг. — один из интеллектуальных и культурных лидеров новой русской литературы Латвии. С 1987 г. — ведущий сотрудник, затем, в 1988—1994 гг. — фактический редактор русского издания литературного, художественного и общественно-политического ежемесячного журнала «Родник» (Рига), удостоенного Малой Букеровской премии «за лучший русскоязычный литературный журнал ближнего зарубежья»^[1].

  Рецензия явно написана на скорую руку и маловразумительна, и тем созвучна самому Шекспиру в «интерпретации» Штыпеля по стилистике и лексике поэзии люмпен-интеллигенции упадочной культуры, некогда явившей великие образцы словесности.

Вот образец этого пустословия интеллектуала:

По поводу причин перевода, его истории, времени и прочего Штыпель написал сам, а тогда можно дать свой вариант: уйти в контекст или куда угодно, соотносясь даже не с текстами, но вообще со всем, что маячит вокруг них. Нарисовать свое ощущение (всякие петляния тут входят в тему).  Но, прежде, чем начать петлять, пример: Сонет 66 (для сравнения - шесть примерно канонических переводов):

Сразу возникает вопрос - если варианты Маршака и Пастернака, хотя и дурные, действительно, цитируются наиболее часто, однако с какого рожна в канон попали Бенедиктов и Голь, не говоря уже о двух остальных, Орле и Финкеле? Явное дело, автор рецензии под мухой сочинительства ткнул пальцем наугад в список бесчисленных авторов бездарных попыток перевода сонетов. Да и вся рецензия по сути  халтура, созвучная самим переводам Штыпеля. Или, как выразился автор ее, могла быть написана о чем угодно или ни о чем, петляя.

А вот другая рецензия, автор ее некий А. Тавров.

Визитная карточка:

Андрей Михайлович Тавров (до 1998 публиковался под именем Андрей Суздальцев; род. 1948, Ростов-на-Дону) — поэт, прозаик, журналист. Главный редактор поэтической серии издательского проекта «Русский Гулливер» и журнала «Гвидеон».Представитель метареализма — течения в поэзии 70-х-90-х гг. XX века, означающее «метафизический», а также «метафорический реализм».

Но судя по визитной карточке в неряшливо – беспринципном собрании «Вавилон»: http://www.vavilon.ru/texts/tavrov0.html

к «метареализму» его причислили совершено безосновательно.

И пишет он следующее во славу Штыпеля:

Вышла книга "Сонетов" Шекспира в переводе Аркадия Штыпеля. На мой взгляд это лучшие переводы сонетов на русский язык за все время переводной практики, посвященной Шекспиру. Ничего подобного по звуку и смыслу, по первозданной и эстетически выверенной обработанности речи в плане ее диковатости и "грубости", отмеченной большинством исследователей Шекспира, среди других работ переводчиков я не встречал. Также в представленных переводах (и больше нигде) присутствует тот алхимический привкус словаря, о котором часто упоминают, говоря о младшем современнике Шекспира Джоне Донне. Я поздравляю Аркадия Штыпеля с великолепной работой, с выходом книги, а читателей с возможностью встретиться с сонетами заново и всерьез, а не в парадно-романтическом их изводе, как в случае Маршака (при несомненных достоинствах его работы), например.

    Последнее замечание более, чем удивительно, но характерно для культуры толерантности, с одной стороны – извод, с другой стороны - несомненные достоинства…

Что касается «обработки речи», то это последнее, что можно сказать о кульминации элоквенции в нашей цивилизации Шекспира и Донна, при всей их дикости и грубости, «Врете, подлецы: он и груб, и дик — не так, как вы — иначе», если перефразировать Пушкина. Алхимический привкус прилеплен здесь по принципу дядьки в Киеве. И опять же звук этому читателю приоритетней смысла. Видимо, особого смысла в новой трактовке Шекспира он не нашел, но и первенство Маршака в этой гонке тоже определялось благозвучностью.

И еще  одна рецензия  неизвестной миру « Svetlana Kollerova», где в пользу переводчика сказано такое:

Штыпелю было предначертано выполнить перевод Сонетов Шекспира - такое заключение мог бы сделать Александр Панкин, художник, занимавшийся нумерологией имен и построением графических геометрических конструкций, связывающих имена математическими формулами и уравнениями. Ведь, в именах Шекспир и Штыпель – одинаковое количество букв - 7 и одна и та же заглавная - Ш

Или такое:

Вспоминается наша первая встреча с Аркадием - теплым летним днем на Архстоянии в Николо-Ленивце. Не обратить внимание на харизматичного лохматого человека, отвязно прыгающего на лесном батуте и практически не выпускающего изо рта трубку, было невозможно.

Впрочем, самая убийственная характеристика дана в другой аннотации:

https://prosodia.ru/catalog/sobytiya/sonety-shekspira-vyshli-v-perevode-arkadiya-shtypelya/

«Аркадий Штыпель увидел Сонеты как "модерновые", как пишет он сам, что совершенно не просматривается в "классических" переводах.»

Ибо если под классикой без кавычек понимать определенный стиль, на смену которому пришел романтизм, то подмена его модерном суть самое большое преступление, которое может совершить переводчик. Ибо стиль и есть тот самый неуловимый дух эпохи, стилистика и лексика его. Да и никакой это не модерн, модерн — это символисты, гениальные русские поэты 20 века после символизма, а скорее извод постмодерна, или просто дурные стишки.

Значительно больше огорчает высказывание умного И. Шайтанова, потом процитированное в дурных аннотациях.

http://rus-shake.ru/criticism/Shaitanov/Opening_address/

Как знак иной поэтической системы в переводах Штыпеля — смена интонации: она жестче, чем у Маршака, без претензии на речевую беглость. Жесткость звучания задана в способе рифмовки, где зачастую не соблюдается обычное для классического русского стиха чередование мужских и женских рифм. Преобладают (как и в оригинале) мужские. Звучание теряет в музыкальности, но приобретает в вескости, которой соответствует и вещность, предметность образов. Метафоры не затемняются и не размываются. Они даны крупным планом в большем, чем у Маршака, соответствии с оригиналом.

Однако пора вернуться к Шекспиру, харизматичному прототипу Штыпеля – поэта на шесть букв. И поглядим - прибавилось ли вескости за счет мужских рифм. Хотя, если глаза нам не изменяют, во втором сонете, явно присутствуют «женские» рифмы. Нпр. такая, уродливая – последней /беспросветной.

Сонет 66

Tired with all these, for restful death I cry, As, to behold desert a beggar born, And needy nothing trimmed in jollity, And purest faith unhappily forsworn, And gilded honour shamefully misplaced, And maiden virtue rudely strumpeted, And right perfection wrongfully disgraced, And strength by limping sway disabled, And art made tongue-tied by authority, And folly doctor-like controlling skill, And simple truth miscall'd simplicity, And captive good attending captain ill: Tired with all these, from these would I be gone, Save that, to die, I leave my love alone. Приведем опять подстрочник Шаракшанэ, добавив необходимые поправки и комментарии: Устав от всего этого, я взываю к успокоительной смерти, -- Начинается перечисление «этого» - а именно…или, как пишет Хелен Вендлер в книге о сонетах- Устав от этого всего – этого чего?  И дальше начинается перечисление грехов общества – через И! устав видеть достоинство от роду нищим, desert действительно переводится, как заслуги, (производное от deserve) но вероятно, возможен и такой подтекст: И пустошь (или заброшенность) в которой рожден нищий. и жалкое ничтожество, наряженное в роскошь, на самом деле там сказано – И ни в чем не нуждающийся украшен веселием. праздником и чистейшую веру, от которой злобно отреклись, точнее – к несчастью отреклись и позолоченные почести, позорно оказываемые недостойным, и девственную добродетель, которую грубо проституируют, и истинное совершенство, опозоренное с помощью лжи, просто – опозоренное. и силу, которую шаткое правление сделало немощной, правильно-  уничтоженною хромотой, это метафора. и искусство, которому власть связала язык, и блажь, с ученым видом руководящую знанием, на самом деле сказано – глупость «докторов», под докторами подразумеваются ученые философы. и безыскусную честность, которую прозвали глупостью, и порабощенное добро в услужении у главенствующего зла, -- тут интересно что слово captive, помимо плененное, еще означает и пленительное впрочем,  здесь еще присутствует, замеченный Шаракшанэ каламбур captive/captan устав от всего этого, я бы от этого ушел ( в смысле – умер), но меня останавливает, что умерев, я оставлю свою любовь в одиночестве. И что мы имеем с этого гуся посредством харизматичного, дикого и «отвязного» Штыпеля? Забвенья, смерть! забвения - кричу: Здесь нищего не пустят на порог, Здесь верность - на потеху палачу, Здесь серость - благоденствия залог, Здесь слава и почет злаченым лбам, Здесь чистоту загубят ни за грош, Здесь доблесть у позорного столба, Здесь немощью в колодки вбита мощь, Здесь вдохновенью опечатан рот, Здесь неуч держит мастера в узде, Здесь правда слабоумием слывет, Здесь злоба присосалась к доброте . Вот мир! Его б я бросил, не скорбя. Но на кого оставлю я – тебя? Крик уставшего поэта уже отвергает усталость (вспомним как тихо начинается стихотворение поэта получше Штыпеля – Сними с меня усталость Матерь Смерть…)  И возникает вопрос – где здесь? Конкретно в Елизаветинской Англии или вообще в мире?  Ибо заключительное «Вот мир» рядом с «я этот мир бросил бы..»  все-таки в контексте любовного обращения к «другу» читается - как «бросить жену». В то же время, многие переводчики понимали технические особенности сонета, воспроизведя это «И», непременное, как «Если» в знаменитом стишке Киплинга. Но это не самое главное упущение в переложении. Главный недостаток, это то, что изысканный язык передается банальностями немыслимыми, как нпр. «серость - благоденствия залог» или поразительное высказывание - «Здесь слава и почет злаченым лбам» Ну добро бы сказал «толоконным лбам», как его великий предшественник по Музе… Такое даже Маршаку в голову не пришло с его «Хоть весь он в позументах» - в якобы анти-буржуазном революционном Бернсе, предтече Мистера Твистера. И, наконец, такой перл - «Здесь неуч держит мастера в узде» или, другими словами, Мастер уподобляется лошади…  Можно сравнить строптивую Кэт с необъезженной кобылкой, но не здесь.     Весь свод сонетов пера Штыпеля полная ахинея, несмотря на хвалебные рецензии его друзей и дежурных рецензентов, но поскольку существует адекватный перевод сонета 66, не распиаренный благодарными читателями его переводчицы, рассмотрим и 66-ой. Тhen hate me when thou wilt, if ever, now Now while the world is bent my deeds to cross, Join with the spite of Fortune, make me bow, And do not drop in for an after-loss. Ah do not, when my heart has scaped this sorrow, Come in the rearward of a conquered woe; Give not a windy night a rainy morrow, To linger out a purposed overthrow. If thou wilt leave me, do not leave me last, When other petty griefs have done their spite, But in the onset come; so shall I taste At first the very worst of Fortune's might; And other strains of woe, which now seem woe, Compared with loss of thee, will not seem so.       Тогда возненавидь меня, когда захочешь, если вообще захочешь, Но лучше теперь, пока мир склоняется перечеркнуть мои деяния, Объединись с ним со злобой Судьбы, заставь меня склониться, И не появляйся больше, ибо это полная катастрофа, Не приходи, когда мое сердце избежит этой нынешней печали, Придя в арьергарде побежденного горя; Не добавляй к бурной ночи дождливое утро, Оттягивая предназначенную мне погибель. Если желаешь бросить меня, не бросай меня последним, Когда другие, мелкие бедствия уже совершат зло, Но приди с первым натиском бед, -- так я вкушу Сразу наихудшую силу Фортуны, И другие горести -- которые теперь кажутся горем, -- по сравнению с потерей тебя уже не покажутся таковыми. Отметим сразу «военные» метафоры сонета, то что категорически не должно из него исчезнуть, как и в случае самого первого сонета. А также обратим внимание на слабую надежду, что описываемое наказание не произойдет вообще («если вообще захочешь»). Штыпель же, пытаясь уложиться в размер, демонстрирует отнюдь не Пастернаковское косноязычие и всегда неуместное в Пастернаковских переводах злоупотребление просторечиями и уверенно отбирает все плохое, что сотворили его предшественники, иногда просто повторяя дурные банальности. Например, Стань наихудшей из моих потерь/ Будь самой горькой из моих потерь, строчка из Маршака… Возненавидь когда угодно – или Нет, если так, сегодня же, теперь, Пока судьба да злоба не добили, Стань наихудшей из моих потерь. Осталось домыслить как – «так»… Наигорчайшей, только не последней; Бей, только не в хвосте всех этих свор; Ночную бурю зорькой беспросветной Не увенчай, как плахой приговор. Стань не последней, означает, что после последней будут еще много последних, что явно снижает силу горя поэта. Далее следует безумная отсебятина, не как обычно на две строки катрена, а аж на три! Своры-  это все-таки собаки или волки, а находиться в хвосте можно и на милых прогулках туристов, но вот зорька, да еще беспросветная, это полная чушь, особенно с рядом с плахой и незамеченной мастером слова амфиболией, ибо он отправил приговор на плаху или надел плаху на голову приговору. Нет, если так, то первенствуй, иди –     Эта строчка явно выбилась из ритма неблагозвучно, но первенствовать, это не приходить первым к бездарному поэту Шекспиру, осрамив все его поэтические деяния хуже «милого друга», адресата сонета, а совсем другое. Впрочем, и остальное зарифмованное левой ногой доброго слова не стоит, как правило, поэты руки шестнадцатой, не справившись с сочинительством сразу вспоминают душу. Но и к слову – «слова» можно набрать много рифм, или вся поэзия трын-трава. А ты, душа, всю муку разом вызнай, Чтоб все невзгоды, те, что впереди, Одною стали бесконечной тризной. Брось мне в лицо последние слова, А там любое горе – трын-трава. И раз мы уже упомянули перевод практически адекватный оригиналу, то стоит привести его здесь: шекспир сонет 90 Возненавидь меня, сейчас. И в рознях, Пока судьба скликает рать невзгод — Сломить меня, будь заодно с ней в кознях, Не жди, когда агония придёт. А если выживу, не приходи В тылу у побежденного несчастья, Не добивай; не продлевай дожди С утра после всенощного ненастья. Оставь меня, не жди, пока без сил От ран ничтожных рухну на колени, Иди на приступ, чтоб меня сразил Страшнейший натиск с первых же мгновений Беды, перед которой сонмы бед — Ничто: тебя со мною больше нет.       Резюмируя эту рецензию на корпус хромающих сонетов Шекспира, можно посоветовать любезному читателю не тратить деньги на эту макулатуру, а поэтам, ограничиться собственным творчеством, как гениальным, так и руки средней, ибо А. Штыпель далеко не Пастернак или Бродский. PS  Однако рецензии множатся!  На этот раз от поэта Цветкова А.,  который сам по себе гораздо лучше поэта Штыпеля, но как переводчик поэзии примерно на том же уровне толерантности к словам.  Его тоже больше всего интресует проблема рифм и вторичных фромальных признаков стишка,   :http://literratura.org/actual/4239-aleksey-cvetkov-shturm-shekspira.html?fbclid=IwAR15vFihN_Wsmj0H5gdZ1jRvhfaF2iB9_kEha70pvENSI-Hnqb2qaOgvW-U

«Все эти архитектурные украшения, конечно же, немногого бы стоили без точного текстуального соответствия, но и здесь Штыпель не подводит, следует за оригиналом практически построчно, разве что иногда меняет местами соседние строки.» Впрочем, ему и творчество переводчика Гандельсмана  по нраву....