У. Оден Дом престарелых
May. 15th, 2018 07:48 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Все ограничено, но у всего собственные
нюансы разрушения. Элита может сама одеваться и спускаться,
передвигаясь с палкой, справляться ловко
с книгой или играть медленные места
в незамысловатых сонатах. (Все же, возможно,
их телесная свобода и есть гибель духа, понимание
случившегося и почему, они презирают
мрак больше слез). Потом следуют те, кто в колясках, среднее
большинство, терпящее телевизор, и ведомое
кроткими врачами, поющее в хоре, потом
нелюдимы, бормочущие в Лимбо, и наконец,
неизлечимые, такие, как расточительные,
безгласные, безгрешные, как растения,
которые они пародируют. (Растения могут потеть изрядно, но никогда не ходят под себя). Одно их объединяет: все
появились, когда мир, хотя и дурной, был более
просторен, более приятный взору, с его Престарелыми,
с их аудиторией и безбожием. Потом дитя
в испуге от мамочки, могущее сбежать к бабушке,
чтобы обрести достоинство и выслушать сказку. Сейчас
мы знаем чего ожидать, но их поколение,
первое чтобы зачахнуть, как здесь, не дома, а обреченное
бесчисленным палатам, отчужденное от сознания, как от старомодных чемоданов.
Когда я еду в метро
чтобы провести полчаса с одной из таких, я морщу лоб,
думая, кем была она в расцвете и при ограничениях лучших дней,
когда визиты по выходным были возможным удовольствием,
а не добрым делом. Неужели я так равнодушен, чтобы не пожелать ей
скорого успения без боли, и молитву, ибо я знаю, что она молит
Бога или Природу, ниспослать ей освобождение от земных обязанностей?
Оригнал:
https://allpoetry.com/Old-People%27s-Home
нюансы разрушения. Элита может сама одеваться и спускаться,
передвигаясь с палкой, справляться ловко
с книгой или играть медленные места
в незамысловатых сонатах. (Все же, возможно,
их телесная свобода и есть гибель духа, понимание
случившегося и почему, они презирают
мрак больше слез). Потом следуют те, кто в колясках, среднее
большинство, терпящее телевизор, и ведомое
кроткими врачами, поющее в хоре, потом
нелюдимы, бормочущие в Лимбо, и наконец,
неизлечимые, такие, как расточительные,
безгласные, безгрешные, как растения,
которые они пародируют. (Растения могут потеть изрядно, но никогда не ходят под себя). Одно их объединяет: все
появились, когда мир, хотя и дурной, был более
просторен, более приятный взору, с его Престарелыми,
с их аудиторией и безбожием. Потом дитя
в испуге от мамочки, могущее сбежать к бабушке,
чтобы обрести достоинство и выслушать сказку. Сейчас
мы знаем чего ожидать, но их поколение,
первое чтобы зачахнуть, как здесь, не дома, а обреченное
бесчисленным палатам, отчужденное от сознания, как от старомодных чемоданов.
Когда я еду в метро
чтобы провести полчаса с одной из таких, я морщу лоб,
думая, кем была она в расцвете и при ограничениях лучших дней,
когда визиты по выходным были возможным удовольствием,
а не добрым делом. Неужели я так равнодушен, чтобы не пожелать ей
скорого успения без боли, и молитву, ибо я знаю, что она молит
Бога или Природу, ниспослать ей освобождение от земных обязанностей?
Оригнал:
https://allpoetry.com/Old-People%27s-Home