![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
10
Было еще довольно рано. Не знаю точно, который час, но, в общем, не так уж поздно. Больше всего я ненавижу ложиться спать, когда ничуть не устал. Я открыл чемодан, вынул чистую рубашку, пошел в ванную, вымылся и переоделся. Пойду, думаю, посмотрю, что у них там творится в "Лавандовом Зале". При гостинице был ночной клуб, назывался "Лавандовый Зал".
Пока я менял рубашку я был чертовски близок к тому, чтобы звякнуть моей сестренке Фиби. Я определенно хотел поговорить с ней по телефону. Хоть кто-то в своем уме и всякое такое. Но я не рискнул звякнуть ей, потому что она еще дитя и не поймет, не говоря о том, что и телефона близко не было. Я думал, что брошу трубку если кто из родителей ответит, но и это не сработало. Они сообразят, что это я. Мамa всегда знает, что это я. Она экстрасенс. Но я бы не возражал потрепаться со старушкой Фиби какое -то время.
Вы бы на нее посмотрели, Вы никогда не видели такого хорошенького и умного ребенка за всю жизнь. Она действительно умна. Я хочу сказать у нее все пятерки со дня, когда она пошла в школу. Между прочим, в нашей семье глуп только я один. Мой брат Д. Б. писатель и все такое, и мой брат Элли, тот, который умер, и о котором я вам рассказывал, был волшебник. Но вы должны посмотреть на старушку Фиби, Волосы у нее вроде рыжие, почти, как были у Элли, я хочу сказать, что летом их стригли накоротко. Летом она закладывала их за уши. У нее прелестные маленькие уши. Хотя зимой ее волосы довольно длинны. Иногда мама заплетает их, а иногда не заплетает. Но все равно красиво, Ей всего десять. Она довольно худая, как я, но красивой худобой. Худа, как фигуристка. Я однажды наблюдал за ней из окна, когда она пересекала Пятую Авеню по дороге в парк, и точно фигуристка. Вам бы она понравилась. Я хочу сказать, что если вы скажете что-нибудь старушке Фиби, то она сразу поймет, какого черта вы там хотите сказать. Я хочу сказать, что вам захочется взять ее собою куда угодно. Например, если вы поведете ее на дурной фильм, она сразу понимает, что фильм дурной. Если вы ее поведете ее на приличный фильм она сразу понимает, что фильм приличный. Мы с Д. Б. повели ее на французский фильм — "Жена пекаря", с Раймю в главной роли. Это ее убило. Хотя самый ее любимый "Тридцать девять ступеней", с Робертом Донатом. Она знает весь чертов фильм наизусть, потому что я ее водил на него раз десять. Когда старина Донат приходит в этот шотландский дом, например. Когда он убегает от копов, и всякое такое, Фиби сразу кричит прям в зале «Можете съесть селёдку?». вот как этот шотландский парень в картине говорит. Весь диалог знает наизусть.
А когда этот профессор в фильме, который взаправду немецкий шпион, подымает мизинец, на котором не хватает сустава, и показывает Роберту Донату, старушка Фиби, опережая его, тычет в меня мизинцем в темноте, прямо мне в лицо. Она классная. Вам бы понравилась. Единственная проблема, что она иногда слишком чувствительна. Для ребенка она слишком эмоциональна. На самом деле. Но она еще занята кое-чем, все время пишет книжки. Но никогда их не заканчивает. Все они про какого-то ребенка по имени Хэйзел Везерфилд – только старушка Фиби произносит это как Хэйзл. Старушка Хэйзл Везерфилд девочка-детектив. Она сирота, но ее старик иногда появляется. Ее старик всегда «высокий привлекательный джентльмен лет двадцати». Это мне убивает. Старушка Фиби. Богом клянусь. Вам бы она понравилась. Она была уже умна, когда была крохотной малышкой. Мы с Элли брали ее с собой в парк. Особенно в выходные. У Элли был парусник, который ему приглянулся для дурачества в выходные, и мы брали старушку Фиби с собой в парк. Она надевала белые перчатки и шла между нами, как настоящая леди и всякое такое. И когда мы с Элли затевали разговор обо всем, старушка Фиби прислушивалась. Иногда мы забывали, что она рядом, потому что она ведь была совсем малышкой, но она всегда давала о себе знать. Она толкала Элли или меня все время и говорила — «Кто? Кто сказал это? Бобби или леди?». И мы ей объясняли, кто кому что сказал, и она говорила –«О», и опять прислушивалась и всякое такое. Она убивала Элли тоже. Я хочу сказать, что она ему тоже нравилась. Сейчас ей десять лет, она уже не крохотная малышка, но все еще убивает всех – каждого у кого хоть капля ума, так или иначе.
Короче, она из тех людей, с которыми всегда хочется поговорить по телефону. Но я слишком боялся, что ответят родители и узнают, что я в Нью-Йорке и что меня выперли из школы и всякое такое. Так что все закончилось тем, что я натянул свежую рубашку, И уже был готов спуститься на лифте в лобби и посмотреть что там творится.
Если не считать нескольких парней, похожих на сутенеров и нескольких девиц, похожих на шлюх, вроде блондинок, лобби было достаточно пусто. Но можно было слышать группу, играющую в «Лавандовом Зале», так что я туда и пошел. Народу там было немного, хотя мне дали паршивый столик, так или иначе, у самой стенки. Мне следовало помахать зеленой перед носом официанта. В Нью-Йорке, блин, с деньгами всего можно добиться – я не шучу.
Оркестр был отвратительный. Бадди Сингер. Совершенно бесстыдный, не в хорошем смысле бесстыдный – банально бесстыдный. Кроме того, там было не так много людей моего возраста. В основном старые, выпендрежные парни со своими девушками. Если не считать тех, кто сидел за столом около меня. За столом прямо рядом со мной сидели три девушки около тридцати или что-то вроде того. Все три – довольно уродливые, и на каждой шляпка, по которым сразу видно, что они не живит в Нью-Йорке, но одна из них, блондинка, была не слишком плоха. Типа хорошенькая, блондинка которая, и я стал на нее поглядывать, возбудившись, но тут подошел официант за заказом. Я заказал виски с содовой и попросил не смешивать – я сказал это чертовски быстро, потому что, если ты мямлишь, они думают, что ты несовершеннолетний и не подадут тебе опьяняющий напиток. Хотя у меня с ним возникли проблемы.
— Извините, сэр, сказал он, — не нет ли при вас хоть какого удостоверения, подтверждающего ваш возраст? Права, возможно.
Я удостоил его ледяным взглядом, как будто он меня чертовски оскорбил, и спросил, — Разве я похож на несовершеннолетнего?
— Извините, сэр, но у нас ...
— Ладно, ладно, — сказал я. Я подумал, а пошли они… – Принесите кока-колы.
Он собрался уходить, но я его вернул.
— А не могли бы вы капнуть туда рома или вроде этого? — попросил я его очень вежливо, и всякое такое. — Как я могу сидеть в таком гадком месте и ни в одном глазу. Не не могли бы вы капнуть туда рома или вроде этого?
— Мне очень жаль, сэр … — сказал он и свалил. Ничего против него я не имею. Они могут потерять работу, если продадут спиртное подростку. А я чертов подросток.
Я снова стал посматривать на этих трех ведьм за соседним столом. То есть на блондинку. Остальные две никуда не годились. Но я не хотел быть жесток, тем не менее. Я просто окинул холодным взглядом всех трех, и баста. Что они сделал, все три, когда я это сделал, они стали хихикать, как дебилки. Они вероятно подумали, что я слишком молод, чтобы кого-то окидывать быстрым взглядом. Что чертовски меня разозлило — я же не собирался брать их замуж или что-то в этом роде. Мне следовало не брать их в голову после такого, но мне хотелось танцевать. Мне очень нравится танцевать, время от времени, а это было то самое время. Так что, неожиданно для самого себя, я вроде как поклонился и сказал – Не соблаговолите ли кто-нибудь из вас удостоить меня танцем?
Я не спросил грубо или в этом роде. Очень обходительно, на самом деле. Но, черт их побери, они решили, что я запаниковал. И стали хихикать еще больше. Я не шучу они были реальные дебилки.
— C’mon, —сказал я, — я потанцую с каждой по очереди, Согласны: Так как же? C’mon!
Очень хотелось танцевать.
Наконец, блондинка подняла зад, потому что ясно же было что это ее я имел в виду, и пошли на площадку, Остальные две соски чуть не впали в истерику, когда мы пошли танцевать. Но я уже был сильно заведен, чтобы обращать на них внимание. И это того стоило. Блондинка танцевала, как никто. Она оказалась лучшей партнершей из всех, с кем мне приходилось танцевать. Я не шучу, иногда эти дуры могут реально сбить с ног вас на танцах. А иногда берешь умную девушку, и пол танца она пытается вести тебя, или, если она хреново танцует, то лучше всего не вставать из-за стола и просто пить с ней коктейль,
— Вы реально горазды танцевать – сказал я этой блондинке. — Вам должно быть профессионалкой. Я серьезно, Я однажды танцевал с профессионалкой, а вы в два раза лучше танцуете. Слышали когда-нибудь про Марко и Миранду?
— Чего? – сказала она. Она даже не слушала меня. Она все время озиралась.
— Я сказал, слышали когда-нибудь про Марко и Миранду?
— Я не знаю. Нет. Я не знаю.
— Они танцоры, она танцовщица. Не слишком клевая. Она делает, что следует, но все равно она не клевая. Всегда видно, когда девушка классно танцует.
— Чего вы сказали? – сказала она. Она меня не даже слушала, Ее мысли бродили по всему месту,
— Я сказал, всегда видно, когда девушка классно танцует.
— Ага, ага.
— Ну, смотрите – где лежит моя рука у вас на талии. Если я думаю, что под ней нет ничего – ни кормы, ни бедер, ни ступней, абсолютно ничего — тогда девушка и правда клевая танцовщица.
Она все равно не слушала. Так что я ее игнорировал какое -то время. Просто танцевали. Боже, но ведь дура такое выделывала!
Бадди Сингер и его вонючий оркестр исполняли «Просто одна из тех» и даже они не могли все испортить. Это классная песня. Я не исполнял всякие сложные па, когда мы танцевали - я презираю ребят, которые выпендриваются на площадке с этими сложными па, но я двигался вокруг нее изрядно, и она не терялась. Самое странное, было то что я думал, что ей это доставляет удовольствие тоже, пока она вдруг не очнулась с этой идиотской ремаркой
— Мы с подругами видели вчера Питера Лорре, — сказала она. – Киноактера. Собственной персоной Он покупал газету. Он душка.
— Вы счастливица, — сказал я ей. Реально счастливица. Вы это знаете?
Она реально была дебилка, Но как танцевла! Я едва удерживался от того, чтобы не поцеловать ее в макушку ее тупой головы. Она охренела, когда я сделал это.
— Эй. Что за идея?
— Ничего. Никаких идей. Вы реально умеете танцевать, — сказал я. У меня есть сестренка, только она еще в чертовом четвертом классе. Вы танцуете, как она. А она танцует лучше, чем все живые и мертвые вместе взятые.
— Вы бы следили за языком, если не возражаете,
Что за леди, блин. Королева, Господи, помилуй.
— Откуда вы, девочки? — спросил я. Но она не ответила. Все озиралась, видно, в поисках Питера Лорре, я полагал.
— Откуда вы, девочки? — повторил я.
— Что?
— Откуда вы, девочки? Не отвечайте, если вам не хочется. Не хочу, чтобы вы сильно напрягались.
— Из Сиэтла, штат Вашингтон, — сказала она. Сделала одолжение.
— Вы очень интересная собеседница, — сказал я. – Вы это знаете?
— Что?
— Я оставил попытки. Это было выше ее понимания
— Как вы насчет джиттербага немного, если они сыграют быстрый: Не пошлый джиттербаг, без прыжков и всякого такого – просто легкий и приятный. Все сидят, когда они играют быстрый, исключая стариков и толстяков, так что у нас будет достаточно места. Ок?
— Да мне без разницы, — сказала она. Эй, сколько тебе лет, в любом случае?
Это меня почему-то раздражило.
— О. Боже. Tы все испортила, — сказал я. — Мне уже двенадцать, черт тебя побери. Я просто высокий для моего возраста.
— Слушай. Я же просила. Мне не нравится такой язык, — сказала она. Если будешь использовать такой язык, я уйду к подругам, знаешь ли.
Я извинялся, как сумасшедший, потому что оркестр начал быстрый танец. Она затанцевала со мной джиттербаг — легко и приятно, не пошло. Она была хороша. Все что надо было, это коснуться ее. А когда крутилась, ее милая задница подергивалась прелестно и всякое такое. Она меня прям сбила с ног. Я серьезно. Когда мы сели, я уже почти полюбил ее. Что-то есть в этих девушках. Каждый раз, когда они делают что-то прелестное, даже если там не на что смотреть, или даже они вроде как глупые, ты уже почти влюблен и потом не знаешь на каком ты свете. Девушки, Господи. Они сводят тебя с ума. Чтоб мне провалится.
Они не пригласило меня за свой столик, потому что в основном они были невежественны, но я все равно сел к ним. Блондинку, с которой я танцевал, звали Бернис как-то, Крабс или Кребс. Уродливых звали Марти и Лаверн, соответственно. Я назвался Джимом Стилом, просто так. Потом я попытался немного вовлечь их в умные разговоры, но это было практически невозможно. Им надо было выкручивать руки. Даже трудно было сказать, кто из трех была глупее. И все три продолжали крутить головами по чертовой комнате, словно ожидали чертово стадо киноактеров ежеминутно. Они, вероятно полагали, что кинозвезды только и делают, что ошиваются в «Лавандовой Комнате», когда посещают Нью-Йорк, вместо того, чтобы пойти в "Эль-Марокко" или в "Сторк-клуб" или еще куда. Короче, у меня заняло пол часа понять, что они все работают и всякое такое в Сиэтле. Оно все работали в одном страховой компании, в одном офисе. Я спросил их, нравится ли им их работа, но вы же не подумаете, что я добился вразумительного ответа от этих трех идиоток? Я думал, что две уродливые, Марти и Лаверн, были сестрами, но они дико оскорбились, когда я их о том спросил. Можно было сказать, что ни одна из них не хотела выглядеть, как другая, и винить их трудно, но все равно удивительно.
Я потанцевал со всеми тремя – с каждой по отдельности. Дурнушка Лаверн, оказалась тоже недурной танцовщицей, но другая, старушка Марти, хоть со святыми выноси. Все равно что тягать статую Свободы туда-сюда. Единственная возможность, чтобы хоть как -то получить удовольствие, пока я ее таскал туда-сюда, это развлечь самого себя хоть немного. Так что я сказал ей, что увидел на другом конце зала кинозвезду - Гари Купера.
— Где? – спросила она меня? — чертовски возбудившись, — Где?
— Упс, вы опоздали, Он только что ушел. Ну почему сразу не глянули, когда я сказал?
Она практически перестала танцевать, и стала вертеть головой в надежде его увидеть. О, блин! –сказала она. Я почти разбил ей сердце, чтоб мне провалиться. Хотя я чертовски сожалел, что подшутил над ней. Не над всяким можно шутить, даже если они того заслуживают.
Однако, вот что смешно, тем не менее. Когда мы вернулись к столику, старушка Марти рассказал тем двоим, что Гари Купер только что ушел. Блин, старушки Лаверн и Бернис почти покончили с собой, когда это услышали. Они сильно возбудились и стали допытываться, видела ли она его и всякое такое, Старушка Марти сказала, что только мельком. Это меня убило.
Бар уже закрывался, так что я по-быстрому купил им, каждой по два напитка, и Коку Колу себе. Чертов столик был забит бокалами. Та что поуродливей, Лаверн, продолжала задрачивать меня, потому что я пил только Колу. Чувство юмора у нее чистой пробы. Она и Марти пили «Том Коллинз», и это в середине декабря, Бога ради. Ничего лучшего они не знали. Та что блондинка, Бернис, пила бурбон и воду. Но она уже тоже с ними закончила. Все три все время продолжали выискивать кинозвезд. И почти не разговаривали - даже друг с дружкой. Старуха Марти говорила чуть больше остальных двух. Она продолжала твердить все эти скучные пошлости, например, она называла нужник — «комната для малышек», и что она думает, что повидавший виды кларнетист Бадди Сингер, ужасно классный, когда он вскакивает и берет пару бесчувственных пассажей. Она называла кларнет «соской для черных» Ну не пошлятина? Другая уродливая, Лаверн, считала себя весьма остроумной. Все просила меня позвонить папочке и спросить его, что он делает вечером. Все донимала меня расспросами, есть ли у него девушка. Четыре раза спросила – она определенно была остроумна. Старушка Бернис, блондинка, почти вообще ничего не говорила. Каждый раз, когда я ее о чем-нибудь спрашивал, она вскидывалась — "Что?" В конце концов, это начинало действовать на нервы.
И вдруг, когда они все допили, то встали передо мной и сказали, что им пора в постельку. Они сказали, что им рано вставать, чтобы поспеть на первое представление в Радио-Сити, в Мюзик-холле. Я постарался приговорить их поошиваться вокруг еще немного, но они были неумолимы. Так что мы распрощались и всякое такое. Я сообщил им, что навещу их в Сиэтле когда-нибудь, если вообще там окажусь. Но сомневаюсь, что буду их там искать, я хочу сказать.
Счет, включая сигареты и все такое составил около тринадцати зеленых. Я думаю, что они бы могли, по крайней мере, предложить оплатить напитки, которые они заказали до того, как я к ним присоединился. Я бы отказался, естественно, но ведь могли предложить. Они были крайне невоспитанные, и на них были эти удручающие модные шляпки и все такое. Все эти дела о том, чтобы рано вставать, чтобы успеть первое представление в Мюзик-Холле в Радио-Сити повергли меня в депрессию. Если кто-то, например, какая-то девушка в кошмарно выглядящей шляпке тащится в Нью-Йорк из Сиэтла, что в Вашингтоне, бога ради, и кончает тем, что встает рано, чтобы посмотреть чертово представление в Мюзик-Холле в Радио-Сити, это вгоняет меня в такую депрессию, что с ног сбивает. Я бы купил всем им, трем, сто напитков, только бы они мне не говорили этого.
Я покинул «Лавандовый Зал» довольно быстро после них. Они закрывались, так или иначе, а оркестр слинял задолго до этого. Во-первых, это было одно из тех мест, где лучше не бывать, разве что у вас есть кто-то, кто умеет танцевать или где официант позволяет вам заказать напитки, покрепче Кока Колы. В мире нет ночного клуба, где вам позволено сидеть бесконечно, разве что вы закажите алкоголь и напьетесь. Разве что вы с какой сногсшибательной девушкой.
Было еще довольно рано. Не знаю точно, который час, но, в общем, не так уж поздно. Больше всего я ненавижу ложиться спать, когда ничуть не устал. Я открыл чемодан, вынул чистую рубашку, пошел в ванную, вымылся и переоделся. Пойду, думаю, посмотрю, что у них там творится в "Лавандовом Зале". При гостинице был ночной клуб, назывался "Лавандовый Зал".
Пока я менял рубашку я был чертовски близок к тому, чтобы звякнуть моей сестренке Фиби. Я определенно хотел поговорить с ней по телефону. Хоть кто-то в своем уме и всякое такое. Но я не рискнул звякнуть ей, потому что она еще дитя и не поймет, не говоря о том, что и телефона близко не было. Я думал, что брошу трубку если кто из родителей ответит, но и это не сработало. Они сообразят, что это я. Мамa всегда знает, что это я. Она экстрасенс. Но я бы не возражал потрепаться со старушкой Фиби какое -то время.
Вы бы на нее посмотрели, Вы никогда не видели такого хорошенького и умного ребенка за всю жизнь. Она действительно умна. Я хочу сказать у нее все пятерки со дня, когда она пошла в школу. Между прочим, в нашей семье глуп только я один. Мой брат Д. Б. писатель и все такое, и мой брат Элли, тот, который умер, и о котором я вам рассказывал, был волшебник. Но вы должны посмотреть на старушку Фиби, Волосы у нее вроде рыжие, почти, как были у Элли, я хочу сказать, что летом их стригли накоротко. Летом она закладывала их за уши. У нее прелестные маленькие уши. Хотя зимой ее волосы довольно длинны. Иногда мама заплетает их, а иногда не заплетает. Но все равно красиво, Ей всего десять. Она довольно худая, как я, но красивой худобой. Худа, как фигуристка. Я однажды наблюдал за ней из окна, когда она пересекала Пятую Авеню по дороге в парк, и точно фигуристка. Вам бы она понравилась. Я хочу сказать, что если вы скажете что-нибудь старушке Фиби, то она сразу поймет, какого черта вы там хотите сказать. Я хочу сказать, что вам захочется взять ее собою куда угодно. Например, если вы поведете ее на дурной фильм, она сразу понимает, что фильм дурной. Если вы ее поведете ее на приличный фильм она сразу понимает, что фильм приличный. Мы с Д. Б. повели ее на французский фильм — "Жена пекаря", с Раймю в главной роли. Это ее убило. Хотя самый ее любимый "Тридцать девять ступеней", с Робертом Донатом. Она знает весь чертов фильм наизусть, потому что я ее водил на него раз десять. Когда старина Донат приходит в этот шотландский дом, например. Когда он убегает от копов, и всякое такое, Фиби сразу кричит прям в зале «Можете съесть селёдку?». вот как этот шотландский парень в картине говорит. Весь диалог знает наизусть.
А когда этот профессор в фильме, который взаправду немецкий шпион, подымает мизинец, на котором не хватает сустава, и показывает Роберту Донату, старушка Фиби, опережая его, тычет в меня мизинцем в темноте, прямо мне в лицо. Она классная. Вам бы понравилась. Единственная проблема, что она иногда слишком чувствительна. Для ребенка она слишком эмоциональна. На самом деле. Но она еще занята кое-чем, все время пишет книжки. Но никогда их не заканчивает. Все они про какого-то ребенка по имени Хэйзел Везерфилд – только старушка Фиби произносит это как Хэйзл. Старушка Хэйзл Везерфилд девочка-детектив. Она сирота, но ее старик иногда появляется. Ее старик всегда «высокий привлекательный джентльмен лет двадцати». Это мне убивает. Старушка Фиби. Богом клянусь. Вам бы она понравилась. Она была уже умна, когда была крохотной малышкой. Мы с Элли брали ее с собой в парк. Особенно в выходные. У Элли был парусник, который ему приглянулся для дурачества в выходные, и мы брали старушку Фиби с собой в парк. Она надевала белые перчатки и шла между нами, как настоящая леди и всякое такое. И когда мы с Элли затевали разговор обо всем, старушка Фиби прислушивалась. Иногда мы забывали, что она рядом, потому что она ведь была совсем малышкой, но она всегда давала о себе знать. Она толкала Элли или меня все время и говорила — «Кто? Кто сказал это? Бобби или леди?». И мы ей объясняли, кто кому что сказал, и она говорила –«О», и опять прислушивалась и всякое такое. Она убивала Элли тоже. Я хочу сказать, что она ему тоже нравилась. Сейчас ей десять лет, она уже не крохотная малышка, но все еще убивает всех – каждого у кого хоть капля ума, так или иначе.
Короче, она из тех людей, с которыми всегда хочется поговорить по телефону. Но я слишком боялся, что ответят родители и узнают, что я в Нью-Йорке и что меня выперли из школы и всякое такое. Так что все закончилось тем, что я натянул свежую рубашку, И уже был готов спуститься на лифте в лобби и посмотреть что там творится.
Если не считать нескольких парней, похожих на сутенеров и нескольких девиц, похожих на шлюх, вроде блондинок, лобби было достаточно пусто. Но можно было слышать группу, играющую в «Лавандовом Зале», так что я туда и пошел. Народу там было немного, хотя мне дали паршивый столик, так или иначе, у самой стенки. Мне следовало помахать зеленой перед носом официанта. В Нью-Йорке, блин, с деньгами всего можно добиться – я не шучу.
Оркестр был отвратительный. Бадди Сингер. Совершенно бесстыдный, не в хорошем смысле бесстыдный – банально бесстыдный. Кроме того, там было не так много людей моего возраста. В основном старые, выпендрежные парни со своими девушками. Если не считать тех, кто сидел за столом около меня. За столом прямо рядом со мной сидели три девушки около тридцати или что-то вроде того. Все три – довольно уродливые, и на каждой шляпка, по которым сразу видно, что они не живит в Нью-Йорке, но одна из них, блондинка, была не слишком плоха. Типа хорошенькая, блондинка которая, и я стал на нее поглядывать, возбудившись, но тут подошел официант за заказом. Я заказал виски с содовой и попросил не смешивать – я сказал это чертовски быстро, потому что, если ты мямлишь, они думают, что ты несовершеннолетний и не подадут тебе опьяняющий напиток. Хотя у меня с ним возникли проблемы.
— Извините, сэр, сказал он, — не нет ли при вас хоть какого удостоверения, подтверждающего ваш возраст? Права, возможно.
Я удостоил его ледяным взглядом, как будто он меня чертовски оскорбил, и спросил, — Разве я похож на несовершеннолетнего?
— Извините, сэр, но у нас ...
— Ладно, ладно, — сказал я. Я подумал, а пошли они… – Принесите кока-колы.
Он собрался уходить, но я его вернул.
— А не могли бы вы капнуть туда рома или вроде этого? — попросил я его очень вежливо, и всякое такое. — Как я могу сидеть в таком гадком месте и ни в одном глазу. Не не могли бы вы капнуть туда рома или вроде этого?
— Мне очень жаль, сэр … — сказал он и свалил. Ничего против него я не имею. Они могут потерять работу, если продадут спиртное подростку. А я чертов подросток.
Я снова стал посматривать на этих трех ведьм за соседним столом. То есть на блондинку. Остальные две никуда не годились. Но я не хотел быть жесток, тем не менее. Я просто окинул холодным взглядом всех трех, и баста. Что они сделал, все три, когда я это сделал, они стали хихикать, как дебилки. Они вероятно подумали, что я слишком молод, чтобы кого-то окидывать быстрым взглядом. Что чертовски меня разозлило — я же не собирался брать их замуж или что-то в этом роде. Мне следовало не брать их в голову после такого, но мне хотелось танцевать. Мне очень нравится танцевать, время от времени, а это было то самое время. Так что, неожиданно для самого себя, я вроде как поклонился и сказал – Не соблаговолите ли кто-нибудь из вас удостоить меня танцем?
Я не спросил грубо или в этом роде. Очень обходительно, на самом деле. Но, черт их побери, они решили, что я запаниковал. И стали хихикать еще больше. Я не шучу они были реальные дебилки.
— C’mon, —сказал я, — я потанцую с каждой по очереди, Согласны: Так как же? C’mon!
Очень хотелось танцевать.
Наконец, блондинка подняла зад, потому что ясно же было что это ее я имел в виду, и пошли на площадку, Остальные две соски чуть не впали в истерику, когда мы пошли танцевать. Но я уже был сильно заведен, чтобы обращать на них внимание. И это того стоило. Блондинка танцевала, как никто. Она оказалась лучшей партнершей из всех, с кем мне приходилось танцевать. Я не шучу, иногда эти дуры могут реально сбить с ног вас на танцах. А иногда берешь умную девушку, и пол танца она пытается вести тебя, или, если она хреново танцует, то лучше всего не вставать из-за стола и просто пить с ней коктейль,
— Вы реально горазды танцевать – сказал я этой блондинке. — Вам должно быть профессионалкой. Я серьезно, Я однажды танцевал с профессионалкой, а вы в два раза лучше танцуете. Слышали когда-нибудь про Марко и Миранду?
— Чего? – сказала она. Она даже не слушала меня. Она все время озиралась.
— Я сказал, слышали когда-нибудь про Марко и Миранду?
— Я не знаю. Нет. Я не знаю.
— Они танцоры, она танцовщица. Не слишком клевая. Она делает, что следует, но все равно она не клевая. Всегда видно, когда девушка классно танцует.
— Чего вы сказали? – сказала она. Она меня не даже слушала, Ее мысли бродили по всему месту,
— Я сказал, всегда видно, когда девушка классно танцует.
— Ага, ага.
— Ну, смотрите – где лежит моя рука у вас на талии. Если я думаю, что под ней нет ничего – ни кормы, ни бедер, ни ступней, абсолютно ничего — тогда девушка и правда клевая танцовщица.
Она все равно не слушала. Так что я ее игнорировал какое -то время. Просто танцевали. Боже, но ведь дура такое выделывала!
Бадди Сингер и его вонючий оркестр исполняли «Просто одна из тех» и даже они не могли все испортить. Это классная песня. Я не исполнял всякие сложные па, когда мы танцевали - я презираю ребят, которые выпендриваются на площадке с этими сложными па, но я двигался вокруг нее изрядно, и она не терялась. Самое странное, было то что я думал, что ей это доставляет удовольствие тоже, пока она вдруг не очнулась с этой идиотской ремаркой
— Мы с подругами видели вчера Питера Лорре, — сказала она. – Киноактера. Собственной персоной Он покупал газету. Он душка.
— Вы счастливица, — сказал я ей. Реально счастливица. Вы это знаете?
Она реально была дебилка, Но как танцевла! Я едва удерживался от того, чтобы не поцеловать ее в макушку ее тупой головы. Она охренела, когда я сделал это.
— Эй. Что за идея?
— Ничего. Никаких идей. Вы реально умеете танцевать, — сказал я. У меня есть сестренка, только она еще в чертовом четвертом классе. Вы танцуете, как она. А она танцует лучше, чем все живые и мертвые вместе взятые.
— Вы бы следили за языком, если не возражаете,
Что за леди, блин. Королева, Господи, помилуй.
— Откуда вы, девочки? — спросил я. Но она не ответила. Все озиралась, видно, в поисках Питера Лорре, я полагал.
— Откуда вы, девочки? — повторил я.
— Что?
— Откуда вы, девочки? Не отвечайте, если вам не хочется. Не хочу, чтобы вы сильно напрягались.
— Из Сиэтла, штат Вашингтон, — сказала она. Сделала одолжение.
— Вы очень интересная собеседница, — сказал я. – Вы это знаете?
— Что?
— Я оставил попытки. Это было выше ее понимания
— Как вы насчет джиттербага немного, если они сыграют быстрый: Не пошлый джиттербаг, без прыжков и всякого такого – просто легкий и приятный. Все сидят, когда они играют быстрый, исключая стариков и толстяков, так что у нас будет достаточно места. Ок?
— Да мне без разницы, — сказала она. Эй, сколько тебе лет, в любом случае?
Это меня почему-то раздражило.
— О. Боже. Tы все испортила, — сказал я. — Мне уже двенадцать, черт тебя побери. Я просто высокий для моего возраста.
— Слушай. Я же просила. Мне не нравится такой язык, — сказала она. Если будешь использовать такой язык, я уйду к подругам, знаешь ли.
Я извинялся, как сумасшедший, потому что оркестр начал быстрый танец. Она затанцевала со мной джиттербаг — легко и приятно, не пошло. Она была хороша. Все что надо было, это коснуться ее. А когда крутилась, ее милая задница подергивалась прелестно и всякое такое. Она меня прям сбила с ног. Я серьезно. Когда мы сели, я уже почти полюбил ее. Что-то есть в этих девушках. Каждый раз, когда они делают что-то прелестное, даже если там не на что смотреть, или даже они вроде как глупые, ты уже почти влюблен и потом не знаешь на каком ты свете. Девушки, Господи. Они сводят тебя с ума. Чтоб мне провалится.
Они не пригласило меня за свой столик, потому что в основном они были невежественны, но я все равно сел к ним. Блондинку, с которой я танцевал, звали Бернис как-то, Крабс или Кребс. Уродливых звали Марти и Лаверн, соответственно. Я назвался Джимом Стилом, просто так. Потом я попытался немного вовлечь их в умные разговоры, но это было практически невозможно. Им надо было выкручивать руки. Даже трудно было сказать, кто из трех была глупее. И все три продолжали крутить головами по чертовой комнате, словно ожидали чертово стадо киноактеров ежеминутно. Они, вероятно полагали, что кинозвезды только и делают, что ошиваются в «Лавандовой Комнате», когда посещают Нью-Йорк, вместо того, чтобы пойти в "Эль-Марокко" или в "Сторк-клуб" или еще куда. Короче, у меня заняло пол часа понять, что они все работают и всякое такое в Сиэтле. Оно все работали в одном страховой компании, в одном офисе. Я спросил их, нравится ли им их работа, но вы же не подумаете, что я добился вразумительного ответа от этих трех идиоток? Я думал, что две уродливые, Марти и Лаверн, были сестрами, но они дико оскорбились, когда я их о том спросил. Можно было сказать, что ни одна из них не хотела выглядеть, как другая, и винить их трудно, но все равно удивительно.
Я потанцевал со всеми тремя – с каждой по отдельности. Дурнушка Лаверн, оказалась тоже недурной танцовщицей, но другая, старушка Марти, хоть со святыми выноси. Все равно что тягать статую Свободы туда-сюда. Единственная возможность, чтобы хоть как -то получить удовольствие, пока я ее таскал туда-сюда, это развлечь самого себя хоть немного. Так что я сказал ей, что увидел на другом конце зала кинозвезду - Гари Купера.
— Где? – спросила она меня? — чертовски возбудившись, — Где?
— Упс, вы опоздали, Он только что ушел. Ну почему сразу не глянули, когда я сказал?
Она практически перестала танцевать, и стала вертеть головой в надежде его увидеть. О, блин! –сказала она. Я почти разбил ей сердце, чтоб мне провалиться. Хотя я чертовски сожалел, что подшутил над ней. Не над всяким можно шутить, даже если они того заслуживают.
Однако, вот что смешно, тем не менее. Когда мы вернулись к столику, старушка Марти рассказал тем двоим, что Гари Купер только что ушел. Блин, старушки Лаверн и Бернис почти покончили с собой, когда это услышали. Они сильно возбудились и стали допытываться, видела ли она его и всякое такое, Старушка Марти сказала, что только мельком. Это меня убило.
Бар уже закрывался, так что я по-быстрому купил им, каждой по два напитка, и Коку Колу себе. Чертов столик был забит бокалами. Та что поуродливей, Лаверн, продолжала задрачивать меня, потому что я пил только Колу. Чувство юмора у нее чистой пробы. Она и Марти пили «Том Коллинз», и это в середине декабря, Бога ради. Ничего лучшего они не знали. Та что блондинка, Бернис, пила бурбон и воду. Но она уже тоже с ними закончила. Все три все время продолжали выискивать кинозвезд. И почти не разговаривали - даже друг с дружкой. Старуха Марти говорила чуть больше остальных двух. Она продолжала твердить все эти скучные пошлости, например, она называла нужник — «комната для малышек», и что она думает, что повидавший виды кларнетист Бадди Сингер, ужасно классный, когда он вскакивает и берет пару бесчувственных пассажей. Она называла кларнет «соской для черных» Ну не пошлятина? Другая уродливая, Лаверн, считала себя весьма остроумной. Все просила меня позвонить папочке и спросить его, что он делает вечером. Все донимала меня расспросами, есть ли у него девушка. Четыре раза спросила – она определенно была остроумна. Старушка Бернис, блондинка, почти вообще ничего не говорила. Каждый раз, когда я ее о чем-нибудь спрашивал, она вскидывалась — "Что?" В конце концов, это начинало действовать на нервы.
И вдруг, когда они все допили, то встали передо мной и сказали, что им пора в постельку. Они сказали, что им рано вставать, чтобы поспеть на первое представление в Радио-Сити, в Мюзик-холле. Я постарался приговорить их поошиваться вокруг еще немного, но они были неумолимы. Так что мы распрощались и всякое такое. Я сообщил им, что навещу их в Сиэтле когда-нибудь, если вообще там окажусь. Но сомневаюсь, что буду их там искать, я хочу сказать.
Счет, включая сигареты и все такое составил около тринадцати зеленых. Я думаю, что они бы могли, по крайней мере, предложить оплатить напитки, которые они заказали до того, как я к ним присоединился. Я бы отказался, естественно, но ведь могли предложить. Они были крайне невоспитанные, и на них были эти удручающие модные шляпки и все такое. Все эти дела о том, чтобы рано вставать, чтобы успеть первое представление в Мюзик-Холле в Радио-Сити повергли меня в депрессию. Если кто-то, например, какая-то девушка в кошмарно выглядящей шляпке тащится в Нью-Йорк из Сиэтла, что в Вашингтоне, бога ради, и кончает тем, что встает рано, чтобы посмотреть чертово представление в Мюзик-Холле в Радио-Сити, это вгоняет меня в такую депрессию, что с ног сбивает. Я бы купил всем им, трем, сто напитков, только бы они мне не говорили этого.
Я покинул «Лавандовый Зал» довольно быстро после них. Они закрывались, так или иначе, а оркестр слинял задолго до этого. Во-первых, это было одно из тех мест, где лучше не бывать, разве что у вас есть кто-то, кто умеет танцевать или где официант позволяет вам заказать напитки, покрепче Кока Колы. В мире нет ночного клуба, где вам позволено сидеть бесконечно, разве что вы закажите алкоголь и напьетесь. Разве что вы с какой сногсшибательной девушкой.
