![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Нет, то не Байрон, то поэзия журнала Иностранная Литература! Рецензия на №9 2023.
То, что в «Иностранной Литературе» мало что понимают в иностранной и русской поэзии, уже давно понятно, но, учитывая нынешние нападки на русскую культуру Пушкина и Достоевского, тема «отмены культуры» начинает животрепетать во всей своей красе. Стал доступен сентябрьский номер журнала, и как мы обещали, займемся очередной спецоперацией с поэзией, на этот раз братский Байрон.
https://www.litres.ru/book/raznoe/zhurnal-inostrannaya-literatura-09-2023-69612847/
Первую нашу мысль выше подтверждает аннотация к публикации «английских сонетов» Ф.Пессоа в переводе В. Перелешина:
Рубрика «Юбилей». Фернандо Пессоа (1988–1935) «35 английских сонетов». Перевод (виртуозный!) и «И о манере поэта: «непосредственная переработка восприятия в поэтическое волнение, но всегда с оглядкой на рассудок».»
Такое завернуть могут только в редакции «Иностранки»…
В качестве лучшего из переведенного сонетов приводится такой:
Без пафоса ораторы вполне
И без цитат могли бы обходиться,
Но и часы заводятся извне,
А изнутри должны бы заводиться.
И публицист, решив, что он поэт,
Чем окрылит словесную обузу?
Но трудится — и потешает свет,
И только злит обманутую музу.
Так я, учась восторгу и вражде,
Их отдаю сознанью под начало,
И пламени не нахожу нигде —
Ни даже там, где пламя бушевало.
Я изучил и взмахи, и прыжки,
Хочу поплыть, но близко нет реки.
А вот оригинал поэта виртуоза:
As a bad orator, badly o’er-book-skilled,
Doth overflow his purpose with made heat,
And, like a clock, winds with withoutness willed
What should have been an inner instinct’s feat;
Or as a prose-wit, harshly poet turned,
Lacking the subtler music in his measure,
With useless care labours but to be spurned,
Courting in alien speech the Muse’s pleasure;
I study how to love or how to hate,
Estranged by consciousness from sentiment,
With a thought feeling forced to be sedate
Even when the feeling’s nature is violent;
As who would learn to swim without the river,
When nearest to the trick, as far as ever.
Достаточно сравнить хотя бы первую строфу…
Как плохой оратор, плохо начитанный,
Он подгонял к выводу раздутым жаром,
И, как часы, накручивал «наличием отсутствия» (в оригинале виртуозная аллитерация в этой строчке)
То, что должно было быть подвигом внутреннего, инстинкта;
Сравнение двух текстов уже являет разницу между виртуозностью и косноязычием, что может служить эпиграфом к очередной теме журнала в рубрике «Вглубь стихотворения», ведомой ныне А. Корчевским. (см рецензию на майский выпуск рубрики https://alsit25.livejournal.com/822082.html). На этот раз журнал идет вглубь стихотворения Байрона https://www.poetryfoundation.org/poems/43844/she-walks-in-beauty
Она walks in beauty, как ночь
В безоблачном краю (арх.– настроении) и звездном небе;
И все лучшее из темного и светлого
Можно видеть в ее чертах и в ее глазах;
И таким образом смягченное нежным светом,
Который небеса в безвкусный день отрицают яркостью.
Заметим сразу, что walks in beauty скорее всего переводится по аналогии с
stand in beauty / splendor – красоваться (здесь в движении).
На одну тень больше, на один луч меньше,
Половинчатость испортила бы безымянное величие,
Волнистое в каждом вороном локоне,
Или нежный свет ее лица, на котором можно прочесть
Мысли безмятежно-нежные, являющие,
Как чиста, как прелестна их обитель.
И на этих ланитах, и на этом челе,
Такие нежные, такой спокойные, но красноречивые,
Улыбки, победоносные, сияющие оттенками,
Только и говоря о днях, проведенных в добре,
О разуме в мире со всем дольним.
Начнем с Маршака, ибо он всегда недостижимый идеал, как для соперников предшественников, таки и для новых пострелов в этом увлекательном занятии. Маршак, влезая в Прокрустово ложе размера, отрезает все лишнее, и небанальное (это принципиальная установка в его творчестве), заодно выплескивая ребенка «поэтичности» за счет маловразумительного текста и спорной лексики.
И тут стоит прибегнуть к «Когнитивным аспектам лексикографии» http://www.infolex.ru/Farut.htm
«….4. Констатация красоты vs. Мера красоты: краса и красота. Красота и краса исходно обозначали разные вещи: краса – (красивый) предмет, красота – “свойство красы”. В этом красота не отличается от других производных с суффиксом -ота (с ударением на о или на флексии), ср. широта, длиннота, краснота, долгота, острота. Ср.: его же ум человечь не вмести красоты его и доброты (Житие протопопа Аввакума); По конец-де стола древо кудряво повевает и красотами разными украшено (там же). Но с течением времени имя качества начинает употребляться значительно чаще имени предмета: слово красота употребляется сегодня значительно чаще, чем краса. Чаще всего краса сегодня употребляется в значении “непосредственно зримая красота”, что видно:– из сочетания с предикатами, напр.: И лебедь, как прежде, плывет сквозь века, / Любуясь красой своего двойника (А.А.Ахматова. Бег времени, 1963); Краса мурашек серебрит мне спину (Б.Ахмадулина. Сборник стихов); зажмурившись от собственной красы (В.П.Астафьев. Царь-рыба);– из сочетания с обстоятельствами: В то время, как Наташа, хохоча от радости, упивалась перед зеркалом своею волшебною красой, дверь открылась, и перед Наташей явился Николай Иванович (М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита);– из сочетания с эпитетами: Прибегут в наглаженной красе / С теплотой и ласковым приветом (Э. Асадов. Судьбы и сердца);
– по эпитетам тех объектов, которым приписывается имя “краса”: Черные блестящие и слегка дымящиеся волосы — ее краса — текли рекой по подушкам, образуя пороги и извитые заводи, обтекая белые острова (В. Дудинцев. Белые одежды).
Наблюдения над узусом 19-20 вв. показывают, что слово краса употребляется все реже, у некоторых авторов это слово очень редко или не встречается вовсе (напр., у А.Алексина, И.Бабеля, П.Бажова, А.Бека, В.Белова, А.Битова, Ю.Бондарева, С.Черного, К.Федина, В.Катаева, В.Некрасова, А.Платонова, В.Шукшина, В.Войновича и многих других). У очень многих авторов нашего времени краса если и употребляется, то только в одном из трех контекстов:
а) В выражениях типа во всей (своей) красе: Только на маленькой паспортной фотокарточке, матерью теперь хранимой, уцелел он во всей своей довоенной красе (Г.Я. Бакланов. Навеки девятнадцатилетние); Мрак, света старший брат, во всей своей красе / Тщедушный свет изгнал на небеса (И. Бродский. Остановка в пустыне); Вот только что сидел он на подоконнике во всей своей, ежели можно так выразиться, красе (Дм. Старков. Отдаленное настоящее).
В поэтическом тексте краса может получить атрибут: А ты всё та ж, моя страна, / В красе заплаканной и древней (А. Блок. Родина); Прекрасная мать в лучезарной красе / Нас крепко к груди прижимает (А. Блок, Стихотворения, не вошедшие в основное собрание).
Любопытное употребление встречаем у Б. Ахмадулиной (которая одна из немногих, кажется, питает слабость к этой лексеме): Неужели / во мне иль в ком-то, в неживом ущелье / гортани, погруженной в темноту, / была такая чистота проема, / чтоб уместить во всей красе объема / всезнающего слова полноту? (Б. Ахмадулина. Сборник стихов). Здесь во всей красе получает, среди прочего, толкование “емкость”.»
Хотя эту нашу немудрённую мысль можно было бы высказать проще – вспомнив классику – Варвара краса/длинная коса, из чего следует, что если у поэта есть хоть зачатки поэтического слуха, то подменять здесь красоту «красой» варварство или славянофильство.
Тем не менее, почти все участники интерпретации Байрона прибегли к лапотной лексикографии патриотично.
А вот, что пишет англоязычный кртитик Dr Oliver Tearle (Loughborough University):
Обратите внимание, что первые строки стихотворения Байрона делают женщину не полностью пассивным объектом, а объектом, который движется: «Она ходит в красоте, как ночь» – и затем пауза, замешательство и нам приходится переходить к следующей строке, чтобы увидеть, куда Байрон (и его объект) ведет нас: «К безоблачным краям и звездному небу».
Но вернемся к Маршаку:
Она идет во всей красе —
Светла, как ночь ее страны.
Вся глубь небес и звезды все
В ее очах заключены,
Как солнце в утренней росе,
Но только мраком смягчены.
Однако, это еще не беда, хуже другое, если Байрон говорит: «И все лучшее из темного и светлого…», что в прозе означает, что «краса» не чужда добра и зла, но в каждом случае доходит до крайностей, то то, что сказал Маршак понять вообще невозможно, даже если появляется северное сияние в стране, где краса ходит во всей красе. Неужели, он имел в виду, позволим себе амфиболию, что зло смягчает содержимое небес с всеми звездами, аллегорическими рассуждая?
В Варианте Маркевича (1824г) – просто и прелестно:
Все, что прелестно в небесах
Является в ее чертах,
В варианте Ознобишина (1827) тоже незатейливо:
Чем свет и тень пленяют нас собою,
Слилося то в лице ея, в очах.
Однако уже у Михайловского (1859) поэты начинают приближаться к оригиналу в этой кощунственной фразе «Тьма перемешана с лучами», как и у Козлова (1860) «мрак и свет слилися в ней». И у Костомарова намечено (1862) «И яркость дня, и мрак ночей»
А вот Новое время и упадок культуры возвращают Шенгели к заблуждениям прошлого и красивоговорения: «Тьма чудно с блеском сплетена».
И наконец наш современник Корчевский, сплавив все самые мрачные ляпы красы предшественников, пишет ничтоже сумняшися: «Свечения и мрака сплав». Мало того, что вводится металлургическая тема, но мраку противопоставляется свет, а не свечение, эти слова не взаимозаменяемые, как и «краса» и «красота».
Но вернемся к идеалу Маршака:
Прибавить луч иль тень отнять —
И будет уж совсем не та
Волос агатовая прядь,
Не те глаза, не те уста
И лоб, где помыслов печать
Так безупречна, так чиста.
Логика архаики требует, сказав – уста, продолжить – очи и чело или держаться рта при глазах и лбу. Но как понять метафору – печать помыслов? И что может значит печать грязная или небезупречная? О чем это он??
Так что с образом справился только Шенгели:
На луч тусклей, на тень светлей, —
И вмиг бы сникла прелесть эта:
Хуже всех выдал сам Корчевский:
А тень отнять, прибавить блик —
И вдруг ослабнет благодать,
Которой дышит этот лик,
И стан, и воронова прядь,
И мыслей взлет — жилища их
Так высоко, не угадать.
Ибо если говорить об ассоциациях, оставив в стороне лексикографию, то выражение «Благодать которой дышит лик» сразу отсылает к деве Марии: «Всякое слово Ее дышало благодатью». Что лицо и лик – это слова разные, поэтическим графоманам говорить бесполезно решительно, но наш поэт, влезая в размер, забыл, что описываемая дева во зле доходила до крайностей «в сплаве», и если благодатью дышит и стан (то есть тело девицы) то это уже богохульство и так высоко, что не угадать (совершенно бессмысленные строчки в тексте). Кроме того, черная прядь (вороненная) это не цвета вороны.
И финальные строчки:
Только и говоря о днях, проведенных в добре,
О разуме в мире со всем дольним.
Байрон помнит, что писал выше, сквозной образ динамики жизни своего персонажа, ибо видимо были дни во зле, проведенные с небесным, но разум опускает на землю. И что сообразил Костомаров «О днях в невинности прожитых». И даже совсем неумеха Ознобишин «О бывших днях блаженства говорит», т.е. есть и другие дни…
И что пишет Маршак? Щедрою рукой… выйдя из состояния покоя и одарив подобными стишками
А этот взгляд, и цвет ланит,
И легкий смех, как всплеск морской,
Все в ней о мире говорит.
Она в душе хранит покой
И если счастье подарит,
То самой щедрою рукой!
К сожалению, Шенгели не справился со строфой, введя к тому же «сливы нежности», но хоть понимает, что лицо – это не лик, и как пользоваться архаикой вообще.
Нечто невнятное пишет и Корчевский:
Но чудный облик озарен
Сердечным жаром неспроста:
Тем головы ее наклон
Милей, пленительней уста,
Что с миром разум примирен,
Что на душе любовь чиста.
Грамота требует следовать образцу – «чем/тем», а если «тем/что», то как прочесть фразу «тем головы наклон милей, что разум примерен»? Авторская метафора об улыбках естественно изъята из адекватности…
Но этих двух поэтических публикаций, видимо, мало, и редакция мобилизует еще и гениального английского поэта А. Поупа в интерпретации И. Кутика. Вот, к примеру, стишок из подборки:
Умирающий христианин к своей душе
Искра Божья, ну же! смело
Вверх лети! лети из тела!
Смерть — дорога к благодати,
Там — за страхом и за болью.
Мать-Природа, из объятий
Отпусти ее на волю!
Шепчет ангел тонко-тонко:
“Улетай, душа-сестренка!”
Чувства всасывает бездна,
Слух и зренье умыкая.
О Душа, ответь мне честно:
Это — Смерть? Она — такая?
Мир потух; исчез; но выше
Вижу свет я! звуки слышу!
Ну же, вверх, смелее! Стало
Звуков больше! больше Света!
Смерть! так где же твое жало?
Ад! где же твоя победа?1
Оригинал здесь: https://englishverse.com/poems/the_dying_christian_to_his_soul
И на самом деле там написано:
Живая искра небесного пламени!
Оставь, о, оставь эту смертную оболочку:
Дрожа, надеясь, медля, летя,
О боль, блаженство умирания!
Прекрати, любимая суть моя, прекрати борьбу,
И позволь мне чахнуть в жизни.
Внемли! они шепчут; ангелы говорят,
Братец Дух, уходи к нам!
Что это меня так увлекает?
Крадет мои чувства, гасит мне зрение,
Топит мои чувства, перехватывает дыхание?
Скажи, душа моя, может ли это быть смертью?
Мир отступает; он исчезает!
Небеса открываются взору! мой слух
Обращен к серафическому звону
Одолжите, одолжите свои крылья! Я взмываю! Я летаю!
О, Могила! где твоя победа?
О Смерть! где твое жало?
Интонация стишка Поупа сразу напоминает аналогичные у Донна и позволяет понять откуда взялись Трахерн и Хопкинс. Текст же переводного варианта позволяет понять откуда взялись маршаки и корчевские…
https://www.litres.ru/book/raznoe/zhurnal-inostrannaya-literatura-09-2023-69612847/
Первую нашу мысль выше подтверждает аннотация к публикации «английских сонетов» Ф.Пессоа в переводе В. Перелешина:
Рубрика «Юбилей». Фернандо Пессоа (1988–1935) «35 английских сонетов». Перевод (виртуозный!) и «И о манере поэта: «непосредственная переработка восприятия в поэтическое волнение, но всегда с оглядкой на рассудок».»
Такое завернуть могут только в редакции «Иностранки»…
В качестве лучшего из переведенного сонетов приводится такой:
Без пафоса ораторы вполне
И без цитат могли бы обходиться,
Но и часы заводятся извне,
А изнутри должны бы заводиться.
И публицист, решив, что он поэт,
Чем окрылит словесную обузу?
Но трудится — и потешает свет,
И только злит обманутую музу.
Так я, учась восторгу и вражде,
Их отдаю сознанью под начало,
И пламени не нахожу нигде —
Ни даже там, где пламя бушевало.
Я изучил и взмахи, и прыжки,
Хочу поплыть, но близко нет реки.
А вот оригинал поэта виртуоза:
As a bad orator, badly o’er-book-skilled,
Doth overflow his purpose with made heat,
And, like a clock, winds with withoutness willed
What should have been an inner instinct’s feat;
Or as a prose-wit, harshly poet turned,
Lacking the subtler music in his measure,
With useless care labours but to be spurned,
Courting in alien speech the Muse’s pleasure;
I study how to love or how to hate,
Estranged by consciousness from sentiment,
With a thought feeling forced to be sedate
Even when the feeling’s nature is violent;
As who would learn to swim without the river,
When nearest to the trick, as far as ever.
Достаточно сравнить хотя бы первую строфу…
Как плохой оратор, плохо начитанный,
Он подгонял к выводу раздутым жаром,
И, как часы, накручивал «наличием отсутствия» (в оригинале виртуозная аллитерация в этой строчке)
То, что должно было быть подвигом внутреннего, инстинкта;
Сравнение двух текстов уже являет разницу между виртуозностью и косноязычием, что может служить эпиграфом к очередной теме журнала в рубрике «Вглубь стихотворения», ведомой ныне А. Корчевским. (см рецензию на майский выпуск рубрики https://alsit25.livejournal.com/822082.html). На этот раз журнал идет вглубь стихотворения Байрона https://www.poetryfoundation.org/poems/43844/she-walks-in-beauty
Она walks in beauty, как ночь
В безоблачном краю (арх.– настроении) и звездном небе;
И все лучшее из темного и светлого
Можно видеть в ее чертах и в ее глазах;
И таким образом смягченное нежным светом,
Который небеса в безвкусный день отрицают яркостью.
Заметим сразу, что walks in beauty скорее всего переводится по аналогии с
stand in beauty / splendor – красоваться (здесь в движении).
На одну тень больше, на один луч меньше,
Половинчатость испортила бы безымянное величие,
Волнистое в каждом вороном локоне,
Или нежный свет ее лица, на котором можно прочесть
Мысли безмятежно-нежные, являющие,
Как чиста, как прелестна их обитель.
И на этих ланитах, и на этом челе,
Такие нежные, такой спокойные, но красноречивые,
Улыбки, победоносные, сияющие оттенками,
Только и говоря о днях, проведенных в добре,
О разуме в мире со всем дольним.
Начнем с Маршака, ибо он всегда недостижимый идеал, как для соперников предшественников, таки и для новых пострелов в этом увлекательном занятии. Маршак, влезая в Прокрустово ложе размера, отрезает все лишнее, и небанальное (это принципиальная установка в его творчестве), заодно выплескивая ребенка «поэтичности» за счет маловразумительного текста и спорной лексики.
И тут стоит прибегнуть к «Когнитивным аспектам лексикографии» http://www.infolex.ru/Farut.htm
«….4. Констатация красоты vs. Мера красоты: краса и красота. Красота и краса исходно обозначали разные вещи: краса – (красивый) предмет, красота – “свойство красы”. В этом красота не отличается от других производных с суффиксом -ота (с ударением на о или на флексии), ср. широта, длиннота, краснота, долгота, острота. Ср.: его же ум человечь не вмести красоты его и доброты (Житие протопопа Аввакума); По конец-де стола древо кудряво повевает и красотами разными украшено (там же). Но с течением времени имя качества начинает употребляться значительно чаще имени предмета: слово красота употребляется сегодня значительно чаще, чем краса. Чаще всего краса сегодня употребляется в значении “непосредственно зримая красота”, что видно:– из сочетания с предикатами, напр.: И лебедь, как прежде, плывет сквозь века, / Любуясь красой своего двойника (А.А.Ахматова. Бег времени, 1963); Краса мурашек серебрит мне спину (Б.Ахмадулина. Сборник стихов); зажмурившись от собственной красы (В.П.Астафьев. Царь-рыба);– из сочетания с обстоятельствами: В то время, как Наташа, хохоча от радости, упивалась перед зеркалом своею волшебною красой, дверь открылась, и перед Наташей явился Николай Иванович (М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита);– из сочетания с эпитетами: Прибегут в наглаженной красе / С теплотой и ласковым приветом (Э. Асадов. Судьбы и сердца);
– по эпитетам тех объектов, которым приписывается имя “краса”: Черные блестящие и слегка дымящиеся волосы — ее краса — текли рекой по подушкам, образуя пороги и извитые заводи, обтекая белые острова (В. Дудинцев. Белые одежды).
Наблюдения над узусом 19-20 вв. показывают, что слово краса употребляется все реже, у некоторых авторов это слово очень редко или не встречается вовсе (напр., у А.Алексина, И.Бабеля, П.Бажова, А.Бека, В.Белова, А.Битова, Ю.Бондарева, С.Черного, К.Федина, В.Катаева, В.Некрасова, А.Платонова, В.Шукшина, В.Войновича и многих других). У очень многих авторов нашего времени краса если и употребляется, то только в одном из трех контекстов:
а) В выражениях типа во всей (своей) красе: Только на маленькой паспортной фотокарточке, матерью теперь хранимой, уцелел он во всей своей довоенной красе (Г.Я. Бакланов. Навеки девятнадцатилетние); Мрак, света старший брат, во всей своей красе / Тщедушный свет изгнал на небеса (И. Бродский. Остановка в пустыне); Вот только что сидел он на подоконнике во всей своей, ежели можно так выразиться, красе (Дм. Старков. Отдаленное настоящее).
В поэтическом тексте краса может получить атрибут: А ты всё та ж, моя страна, / В красе заплаканной и древней (А. Блок. Родина); Прекрасная мать в лучезарной красе / Нас крепко к груди прижимает (А. Блок, Стихотворения, не вошедшие в основное собрание).
Любопытное употребление встречаем у Б. Ахмадулиной (которая одна из немногих, кажется, питает слабость к этой лексеме): Неужели / во мне иль в ком-то, в неживом ущелье / гортани, погруженной в темноту, / была такая чистота проема, / чтоб уместить во всей красе объема / всезнающего слова полноту? (Б. Ахмадулина. Сборник стихов). Здесь во всей красе получает, среди прочего, толкование “емкость”.»
Хотя эту нашу немудрённую мысль можно было бы высказать проще – вспомнив классику – Варвара краса/длинная коса, из чего следует, что если у поэта есть хоть зачатки поэтического слуха, то подменять здесь красоту «красой» варварство или славянофильство.
Тем не менее, почти все участники интерпретации Байрона прибегли к лапотной лексикографии патриотично.
А вот, что пишет англоязычный кртитик Dr Oliver Tearle (Loughborough University):
Обратите внимание, что первые строки стихотворения Байрона делают женщину не полностью пассивным объектом, а объектом, который движется: «Она ходит в красоте, как ночь» – и затем пауза, замешательство и нам приходится переходить к следующей строке, чтобы увидеть, куда Байрон (и его объект) ведет нас: «К безоблачным краям и звездному небу».
Но вернемся к Маршаку:
Она идет во всей красе —
Светла, как ночь ее страны.
Вся глубь небес и звезды все
В ее очах заключены,
Как солнце в утренней росе,
Но только мраком смягчены.
Однако, это еще не беда, хуже другое, если Байрон говорит: «И все лучшее из темного и светлого…», что в прозе означает, что «краса» не чужда добра и зла, но в каждом случае доходит до крайностей, то то, что сказал Маршак понять вообще невозможно, даже если появляется северное сияние в стране, где краса ходит во всей красе. Неужели, он имел в виду, позволим себе амфиболию, что зло смягчает содержимое небес с всеми звездами, аллегорическими рассуждая?
В Варианте Маркевича (1824г) – просто и прелестно:
Все, что прелестно в небесах
Является в ее чертах,
В варианте Ознобишина (1827) тоже незатейливо:
Чем свет и тень пленяют нас собою,
Слилося то в лице ея, в очах.
Однако уже у Михайловского (1859) поэты начинают приближаться к оригиналу в этой кощунственной фразе «Тьма перемешана с лучами», как и у Козлова (1860) «мрак и свет слилися в ней». И у Костомарова намечено (1862) «И яркость дня, и мрак ночей»
А вот Новое время и упадок культуры возвращают Шенгели к заблуждениям прошлого и красивоговорения: «Тьма чудно с блеском сплетена».
И наконец наш современник Корчевский, сплавив все самые мрачные ляпы красы предшественников, пишет ничтоже сумняшися: «Свечения и мрака сплав». Мало того, что вводится металлургическая тема, но мраку противопоставляется свет, а не свечение, эти слова не взаимозаменяемые, как и «краса» и «красота».
Но вернемся к идеалу Маршака:
Прибавить луч иль тень отнять —
И будет уж совсем не та
Волос агатовая прядь,
Не те глаза, не те уста
И лоб, где помыслов печать
Так безупречна, так чиста.
Логика архаики требует, сказав – уста, продолжить – очи и чело или держаться рта при глазах и лбу. Но как понять метафору – печать помыслов? И что может значит печать грязная или небезупречная? О чем это он??
Так что с образом справился только Шенгели:
На луч тусклей, на тень светлей, —
И вмиг бы сникла прелесть эта:
Хуже всех выдал сам Корчевский:
А тень отнять, прибавить блик —
И вдруг ослабнет благодать,
Которой дышит этот лик,
И стан, и воронова прядь,
И мыслей взлет — жилища их
Так высоко, не угадать.
Ибо если говорить об ассоциациях, оставив в стороне лексикографию, то выражение «Благодать которой дышит лик» сразу отсылает к деве Марии: «Всякое слово Ее дышало благодатью». Что лицо и лик – это слова разные, поэтическим графоманам говорить бесполезно решительно, но наш поэт, влезая в размер, забыл, что описываемая дева во зле доходила до крайностей «в сплаве», и если благодатью дышит и стан (то есть тело девицы) то это уже богохульство и так высоко, что не угадать (совершенно бессмысленные строчки в тексте). Кроме того, черная прядь (вороненная) это не цвета вороны.
И финальные строчки:
Только и говоря о днях, проведенных в добре,
О разуме в мире со всем дольним.
Байрон помнит, что писал выше, сквозной образ динамики жизни своего персонажа, ибо видимо были дни во зле, проведенные с небесным, но разум опускает на землю. И что сообразил Костомаров «О днях в невинности прожитых». И даже совсем неумеха Ознобишин «О бывших днях блаженства говорит», т.е. есть и другие дни…
И что пишет Маршак? Щедрою рукой… выйдя из состояния покоя и одарив подобными стишками
А этот взгляд, и цвет ланит,
И легкий смех, как всплеск морской,
Все в ней о мире говорит.
Она в душе хранит покой
И если счастье подарит,
То самой щедрою рукой!
К сожалению, Шенгели не справился со строфой, введя к тому же «сливы нежности», но хоть понимает, что лицо – это не лик, и как пользоваться архаикой вообще.
Нечто невнятное пишет и Корчевский:
Но чудный облик озарен
Сердечным жаром неспроста:
Тем головы ее наклон
Милей, пленительней уста,
Что с миром разум примирен,
Что на душе любовь чиста.
Грамота требует следовать образцу – «чем/тем», а если «тем/что», то как прочесть фразу «тем головы наклон милей, что разум примерен»? Авторская метафора об улыбках естественно изъята из адекватности…
Но этих двух поэтических публикаций, видимо, мало, и редакция мобилизует еще и гениального английского поэта А. Поупа в интерпретации И. Кутика. Вот, к примеру, стишок из подборки:
Умирающий христианин к своей душе
Искра Божья, ну же! смело
Вверх лети! лети из тела!
Смерть — дорога к благодати,
Там — за страхом и за болью.
Мать-Природа, из объятий
Отпусти ее на волю!
Шепчет ангел тонко-тонко:
“Улетай, душа-сестренка!”
Чувства всасывает бездна,
Слух и зренье умыкая.
О Душа, ответь мне честно:
Это — Смерть? Она — такая?
Мир потух; исчез; но выше
Вижу свет я! звуки слышу!
Ну же, вверх, смелее! Стало
Звуков больше! больше Света!
Смерть! так где же твое жало?
Ад! где же твоя победа?1
Оригинал здесь: https://englishverse.com/poems/the_dying_christian_to_his_soul
И на самом деле там написано:
Живая искра небесного пламени!
Оставь, о, оставь эту смертную оболочку:
Дрожа, надеясь, медля, летя,
О боль, блаженство умирания!
Прекрати, любимая суть моя, прекрати борьбу,
И позволь мне чахнуть в жизни.
Внемли! они шепчут; ангелы говорят,
Братец Дух, уходи к нам!
Что это меня так увлекает?
Крадет мои чувства, гасит мне зрение,
Топит мои чувства, перехватывает дыхание?
Скажи, душа моя, может ли это быть смертью?
Мир отступает; он исчезает!
Небеса открываются взору! мой слух
Обращен к серафическому звону
Одолжите, одолжите свои крылья! Я взмываю! Я летаю!
О, Могила! где твоя победа?
О Смерть! где твое жало?
Интонация стишка Поупа сразу напоминает аналогичные у Донна и позволяет понять откуда взялись Трахерн и Хопкинс. Текст же переводного варианта позволяет понять откуда взялись маршаки и корчевские…