В. Морт Несколько счетов
Кофе был его любимым
горьким хлебом
изгнания.
Вернувшись в страну с большими запасами капусты,
он стал маленьким пан Тадо
из соломенного дома под слепо любящими деревьями
кто боялся утонуть
в маленьком пруду теней
сыпавшихся из старого пепла.
Со временем на лице пана Тадо выросла гротескная маска Пана.
Из Парижа он отправил перевод Томасу Джефферсону:
Непогашенная сумма на независимость Америки.
Срочный перевод: Капустная ферма семьи Костюшко
Далеко Далеко Далеко
«Почтенный друг и Генерал», «Сын свободы»,
Джефферсон обращался к нему в своих письмах.
Он не знал, как пишется имя Костюшко.
I с точкой и сомнительные двойные буквы t в
“remittance”
испещряли страницы, как слюда.
Джефферсон был должен этому военному инженеру
с опытом в Brassica oleracea,
вождю скифов, автору одного полонеза, поляку
больше похожего на летучего голландца,
который поднялся по обе стороны Атлантики,
разыскиваемый войнами, революциями, восстаниями
названных его именем после, тюрьмой
и капустным поместьем его семьи
где незабудки испещряют красную овсяницу.
Из яблоневого дерева,
Костюшко вырезал поднос для своего кофе
и написал под стук
деревянной ноги на никогда не пустой дороге:
Умоляю мистера Джефферсона на случай, если я умру без завещания или завета.
чтобы он использовал мои деньги для вольноотпущенников, со 100 акрами земли для каждого освобожденного человека,
орудия труда, скот и образование как управлять.
Как нож проходит через кочан капусты,
я думаю о нем здесь,
на восточном побережье, верхом,
разведывая эти холмы, скалы, быстроту местных ручьев.
Действительно, Пан Костюшко, этот копытный бог дикой природы
из соломенного дома под слепо любящими деревьями.
Дамы любили Пана. В Филадельфии,
он писал их портреты, льстя им немыслимо.
Он также чертил карты
откармливая розовощекую веру генерала Вашингтона
в победу.
Тадо расколол нахальных посланников из Кракова:
в такой момент большая честь есть
тело слабое английское слабое
освобождение от налога за гонорар на укрепление Вест-Пойнта.
И сестре: Анна, тебе следует лучше управляться с капустой.
Я стараюсь не думать о нем здесь, это
генерал бездомных с непроизносимыми
именами, укреплявших
иностранные форты, все более
нетерпеливый, подозрительный, склонный к суициду, никогда
не женатый, страдает от желтухи, депрессии,
и из-за отказа в регулярном денежном переводе.
Синие незабудки в красной овсянице
презрительное мерцание его воли.
Он был одиноким человеком среди капустных кочанов.
Он был единственным человеком среди кочанов капусты.
Теперь его перекофеиненное сердце
втиснуто в бронзовую урну.
Я обнимаю вас тысячу раз,
не на французский манер,
но от всего сердца,
Костюшко написал Джефферсону из Солотурна, в Швейцарии,
за секретарским столом с ножками, как у газели,
лицом к стене.
Дар вольноотпущения Костюшко
(«Я слишком стар для даров»).
Швейцарский патологоанатом раздел
его труп, к которому обращался
генерал Вашингтон как
”... Коску ... ?”
Он был удивлен
ego небольшим размером
под всей этой одеждой,
такой грубый со шрамами:
шрамы затянувшиеся, шрамы
дышащие, призрачные,
вульгарные,
Счет к себе:
из трупа
уже шокирующе обезображенном
уже удивительно маленького
они вырезали сердце.
Гроб с этим бессердечным трупом
несли нищие
оплачиваемые по завещанию Костюшко
— из которого ничего не будет выплачено соответственно —
по тысяче франков каждому.
Одинокий человек среди кочанов капусты.
Единственный человек среди кочанов капусты.
Счет к себе:
Маленькое бессердечное тело Тадо
Горькое печальное сердце Тадо
Оригинал:
https://www.poetryfoundation.org/poetrymagazine/poems/157565/extraordinary-life-of-tadeusz-kosciuszko-in-several-invoices
горьким хлебом
изгнания.
Вернувшись в страну с большими запасами капусты,
он стал маленьким пан Тадо
из соломенного дома под слепо любящими деревьями
кто боялся утонуть
в маленьком пруду теней
сыпавшихся из старого пепла.
Со временем на лице пана Тадо выросла гротескная маска Пана.
Из Парижа он отправил перевод Томасу Джефферсону:
Непогашенная сумма на независимость Америки.
Срочный перевод: Капустная ферма семьи Костюшко
Далеко Далеко Далеко
«Почтенный друг и Генерал», «Сын свободы»,
Джефферсон обращался к нему в своих письмах.
Он не знал, как пишется имя Костюшко.
I с точкой и сомнительные двойные буквы t в
“remittance”
испещряли страницы, как слюда.
Джефферсон был должен этому военному инженеру
с опытом в Brassica oleracea,
вождю скифов, автору одного полонеза, поляку
больше похожего на летучего голландца,
который поднялся по обе стороны Атлантики,
разыскиваемый войнами, революциями, восстаниями
названных его именем после, тюрьмой
и капустным поместьем его семьи
где незабудки испещряют красную овсяницу.
Из яблоневого дерева,
Костюшко вырезал поднос для своего кофе
и написал под стук
деревянной ноги на никогда не пустой дороге:
Умоляю мистера Джефферсона на случай, если я умру без завещания или завета.
чтобы он использовал мои деньги для вольноотпущенников, со 100 акрами земли для каждого освобожденного человека,
орудия труда, скот и образование как управлять.
Как нож проходит через кочан капусты,
я думаю о нем здесь,
на восточном побережье, верхом,
разведывая эти холмы, скалы, быстроту местных ручьев.
Действительно, Пан Костюшко, этот копытный бог дикой природы
из соломенного дома под слепо любящими деревьями.
Дамы любили Пана. В Филадельфии,
он писал их портреты, льстя им немыслимо.
Он также чертил карты
откармливая розовощекую веру генерала Вашингтона
в победу.
Тадо расколол нахальных посланников из Кракова:
в такой момент большая честь есть
тело слабое английское слабое
освобождение от налога за гонорар на укрепление Вест-Пойнта.
И сестре: Анна, тебе следует лучше управляться с капустой.
Я стараюсь не думать о нем здесь, это
генерал бездомных с непроизносимыми
именами, укреплявших
иностранные форты, все более
нетерпеливый, подозрительный, склонный к суициду, никогда
не женатый, страдает от желтухи, депрессии,
и из-за отказа в регулярном денежном переводе.
Синие незабудки в красной овсянице
презрительное мерцание его воли.
Он был одиноким человеком среди капустных кочанов.
Он был единственным человеком среди кочанов капусты.
Теперь его перекофеиненное сердце
втиснуто в бронзовую урну.
Я обнимаю вас тысячу раз,
не на французский манер,
но от всего сердца,
Костюшко написал Джефферсону из Солотурна, в Швейцарии,
за секретарским столом с ножками, как у газели,
лицом к стене.
Дар вольноотпущения Костюшко
(«Я слишком стар для даров»).
Швейцарский патологоанатом раздел
его труп, к которому обращался
генерал Вашингтон как
”... Коску ... ?”
Он был удивлен
ego небольшим размером
под всей этой одеждой,
такой грубый со шрамами:
шрамы затянувшиеся, шрамы
дышащие, призрачные,
вульгарные,
Счет к себе:
из трупа
уже шокирующе обезображенном
уже удивительно маленького
они вырезали сердце.
Гроб с этим бессердечным трупом
несли нищие
оплачиваемые по завещанию Костюшко
— из которого ничего не будет выплачено соответственно —
по тысяче франков каждому.
Одинокий человек среди кочанов капусты.
Единственный человек среди кочанов капусты.
Счет к себе:
Маленькое бессердечное тело Тадо
Горькое печальное сердце Тадо
Оригинал:
https://www.poetryfoundation.org/poetrymagazine/poems/157565/extraordinary-life-of-tadeusz-kosciuszko-in-several-invoices